Шара понимает, что сейчас должно произойти. Она быстро вывешивает еще один слой снега, потом добавляет еще один и еще один и орет что есть мочи:

– Все прочь со стены! Все уходим со стены!

Колкан глядит на летящий на него нос корабля с некоторым изумлением, морщит лоб…

И тут мир вспыхивает.

– Моя рука… моя рука… мать твою, рука…

Шара садится и оглядывается. Вот ворота – их выбило и перекрутило. А за ними – сплошное пламя и дым. А потом ветер медленно развеивает дымовую завесу.

Здания, лавки и дома вдоль по улице, ведущей к посольству, наполовину снесены и выпотрошены. Наружу торчат зубы балок, над обнажившимися фундаментами зияют внутренностями гостиные. Мостовая разбита в пыль, улица превратилась в каменистую, исходящую дымом канаву. На подоконниках, уличных фонарях, тротуарах сидят скворцы и молча смотрят на… что-то.

Колкан стоит посреди улицы, чуть согнувшись, полы плаща и укутывающие его тряпки развевает дымный ветер.

«Нет, – понимает Шара. – Это не Колкан».

Шара встает, вынимает наконечник черного свинца из кармана и, прихрамывая, идет вниз по улице к молчащему Божеству.

– Что, больно было? – кричит она.

Божество не отвечает.

– Ты впервые испытал на себе разрушительную мощь современной эпохи, – говорит она. – Возможно, современность отвергает тебя – так же, как и ты отвергаешь ее.

Божество поднимает голову, чтобы посмотреть на приближающуюся Шару. Но все так же молчит.

– Возможно, у тебя еще есть силы сражаться. Но, честно говоря, мне так не кажется. Этот мир не желает принимать тебя. А самое главное, ты не хочешь в нем оставаться.

Божество гневно заявляет:

– Я – БОЛЬ!

Шара встает перед ним и говорит:

– Но ты и удовольствие.

Божество колеблется и произносит:

– Я – ПРАВОСУДИЕ.

– Ты – разврат.

В ответ она слышит вызывающее:

– Я – ПОРЯДОК!

– Ты – хаос.

– Я – СПОКОЙСТВИЕ!

– Ты – безумие.

– Я – ДИСЦИПЛИНА!

– Ты – мятеж.

Дрожа от ярости, Божество выговаривает:

– Я – КОЛКАН!

Шара качает головой:

– Ты – Жугов.

Божество молчит. И хотя она не видит его глаз, она чувствует, что оно смотрит на нее.

– Жугов инсценировал свою смерть, правда? – говорит Шара. – Он увидел, что случилось с Континентом, и инсценировал свою смерть. Спрятался, а вместо себя послал двойника. Он же Божество обмана, трикстер в конце концов. В старинных рукописях сказано, что он прятался в оконном стекле, но я не понимала, что это значило, – точнее, до сегодняшнего дня не понимала. А когда я увидела место заточения Колкана – прозрачное оконное стекло…

Божество склоняет голову. По телу его пробегает легкая дрожь. А потом оно поднимает руку и раздвигает одежды.

Это Колкан: строгий человек из глины и камня.

Это Жугов: худой, смешливый человек в мехах и в шляпе с колокольчиками.

Они слились, переплетаясь, врастая друг в друга, сплавившись в единое целое. Голова Колкана с искаженным лицом Жугова на Колкановой шее, с одного боку одна рука, а с другого – раздвоенная конечность с двумя стиснутыми кулаками… Две ноги, но у одной ноги две ступни…

Оно смотрит на нее мутными, безумными глазами, пошатываясь и мучительно страдая. Жалкое подобие человеческого существа. А потом его лицо морщится и начинает плакать. Два рта кричат на два голоса:

– Я – все! Я – ничто! Я начало и конец! Я огонь, я вода! Я свет и я тьма! Я хаос и я порядок! Я жизнь и я смерть!

Оно оборачивается к разрушенным домам Мирграда:

– Слушайте меня! Прислушаетесь ли вы ко мне? Я ведь выслушивал вас! Выслушаете ли вы меня? Просто скажите, чем я должен для вас стать! Скажите мне! Пожалуйста, просто скажите! Скажите, пожалуйста!

– Теперь я понимаю, – говорит Шара.