— Нет проблем, — сказал Шейн. — Поправляйтесь, сэр.

— Держи свои руки подальше от моей дочери.

Санитары улыбнулись, и женщина сказала:

— Я думаю, что он чувствует себя лучше. Ты можешь встретиться с нами в больнице, если хочешь. Твоя мама, возможно, нуждается в тебе.

— Я поеду, — сказала Клер. — Шейн…

— Я тебя не оставлю. Тебе понадобится кто-то, чтобы сходил за гамбургерами, верно? Я твой мужчина.

«Да, он был», — подумала она. Безусловно, ее мужчина.

Больницы не были любимым местом Клер, не всегда, но теперь так было из-за того, что ее отца подвергали различным тестам, что, безусловно, было хуже, чем обычно. По крайней мере, когда она была пациентом, ей не приходилось просто… сидеть и ждать.

Она чувствовала себя бесполезной. Ее мама заполнила все бланки и листы бумаги, ответила на вопросы, сделала звонки, сделала всё полезное, что было возможно, но сейчас она просто сидела, смотря пустыми глазами в телевизор, работающий в углу комнаты ожидания.

Клер продолжала приносить ей журналы, а мать смотрела на них, благодарила ее, и откладывала их в сторону.

Это было ужасно.

Майкл и Ева появились пару часов спустя, принесли пиццу, которая к тому времени была очень желанной. Отец Джо из местной Католической церкви тоже задержался, и поговорил с ее матерью наедине. Они также молились. Клер к этому не привыкла, на самом деле, но она встала и присоединилась к ним. Молча, ее друзья последовали за ней, и рядом с ними она почувствовала себя лучше. В конце, Майкл перекрестился и обнял ее, и Ева тоже. Шейн просто остался с ней, в тишине, рядом.

Оливер появился час спустя, и обменялся осторожными кивками с Отцом Джо, казалось, что у них обоих были одни из тех отношений заклятых друзей, которые были так распространены в Морганвилле. Оливер не молиться, по крайней мере, не с остальными. Он подошел прямо к ее матери и сказал:

— Ваша дочь оказала городу огромную помощь. Всё лечение, которое может понадобиться вашему мужу, будет бесплатным. Если оно выйдет за пределы того, что врачи смогут сделать здесь, я лично подпишу бумаги, которые позволят ему попасть в другую, более крупную клинику за пределами города. И если кто-то один или вы оба решите не возвращаться, мы не будем возражать.

Это было… много, в самом деле. Клер сидела, шокированная, и просто смотрела на него.

Он удостоил ее лишь быстрым взглядом. Его светлые глаза были устремлены на ее маму, и была какая-то странная мягкость в том, как он говорил.

— Я даже не знаю что сказать, — наконец сказала мама Клер. — Я… Спасибо.

— Мое слово также является словом Основателя. Если вам что-нибудь понадобится, немедленно сообщите мне. Я гарантирую, что это будет сделано. — Он заколебался, потом сказал: — У вас впечатляющая дочь. Сложная, но впечатляющая. Я не так хорошо знаю вас или вашего мужа, но я полагаю, что вы, должно быть, не менее впечатляющие, раз у вас такой ребенок.

Мама Клер подняла подбородок, посмотрел ему в глаза, и сказал:

— Как насчет моей дочери?

Оливер не колебался.

— Предложение не распространяется на Клер. Она должна остаться в Морганвилле.

— Я не оставлю ее здесь одну.

— Она не одна, — сказал Оливер. — Мы вряд ли можем оторвать ее от тех, кто заботится о ней, даже под дулом пистолета. И ваша дочь не беспомощный ребенок. Вам придется отпустить ее в ее собственную жизнь, сейчас или через год; какая разница?

Клер никогда не видела, чтобы ее мама выглядела такой… такой сосредоточенной, такой свирепой, такой решительной.