— И в Массачусетском технологическом институте нет Шейна, — произнесла ее мама сухо. — Да, я знаю. Поверь мне, я знаю. Когда я познакомилась с твоим отцом, я сделала бы всё, чтобы остаться с ним. Все тоже думали, что я сумасшедшая. Но, дорогая, ты должна пообещать мне, что будешь звонить мне каждый день.

— Мам! Каждый день? Как ты думаешь, сколько минут у меня есть на этом сотовом телефоне?

— Ну, тогда, по крайней мере, каждые несколько дней. И точно один раз в неделю, что бы ни случилось. Если я не услышу тебя…

— Я знаю, ты пошлешь Национальную Гвардию.

— Это моя девочка, — сказала мама и чмокнула в трубку. — Я люблю тебя, дорогая. Будь осторожна.

— И ты тоже, — сказала Клер. — Я люблю вас обоих очень сильно.

Она повесила трубку, и еще немного посидела там, на солнце, размышляя. Она чувствовала себя одинокой, как никогда раньше; хотя она беспокоилась о родителях, было чувство, что здесь они были обузой для нее, было что-то странно утешительное в осознании того, что они были лишь на другом конце города. Она не была в своем собственном распоряжении, не совсем. Она подумала, что это именно то, как ощущается настоящее, истинное взросление. Быть в одиночестве. В конце концов, это чувство поблекло, в основном потому, что это был прекрасный день для посиделок на свежем воздухе — было восхитительно тепло на солнце. Она думала не перетащить ли шезлонг и почитать на свету, но это, казалось, слишком много работы. Вместо этого, она прислонилась к столбу на крыльце, закрыла глаза, и задремала.

Когда она проснулась, она почувствовала запах тако. На самом деле пахло ими, как будто она спала в тако хранилище. Она проснулась, желудок заурчал, и, открыв глаза, она увидела, как тарелка проходит прямо у нее под носом.

Когда она потянулась за тако, Шейн схватил его обратно.

— Неее. Мой.

— Поделись! — Потребовала она.

— Боже, ты — самая загребущая подруга.

Она улыбнулась. Она всегда ощущала внутри яростно тепло, когда слышала, как он произносит это — ту часть про подругу, а не про загребущую.

— Если ты любишь меня, то дашь мне тако.

— Серьезно? Это все, что у тебя есть? Как насчет того, что ты сделаешь разные сексуальные, незаконные вещи для меня за тако?

— Не за тако, — сказала она. — Я не дешевая.

— Это тако с грудинкой.

— И ты теперь это говоришь.

Он держал тарелку подальше, и она взяла один. Он взял другой, опустился рядом с ней на ступеньки, и принялись молча жевать, наслаждаясь днем. Он также принес холодную Колу. Она быстро управилась со своим и попыталась добраться до второго тако — он принес шесть. Ей удалось, но едва-едва.

Когда она потянулась за третьим, Шейн поставил тарелку и повалил ее на траву, а она, воспользовавшись их инерцией, перекатилась, пока не оказалась наверху. Вообще, он и не сопротивлялся. Он выглядел удивленным, но довольным.

— Ну, — сказал он. — Это что-то новое. Что теперь, ковбойша?

— Теперь я заберу остальные твои тако, — сказала она, наклонилась вперед и дразня прикоснулась своими губами к его. — И, возможно, твою Колу. И, может быть, кое-что еще.

— Что еще? Ты обчистила меня. У меня нет десерта, — пробормотал он. Слова пришли откуда-то из глубины его горла, своеобразное рокочущее урчание, что заставило ее почувствовать себя ядерно-горячей.