Дуэйн остановился перед своим офисом, но двигатель не выключил и из машины не вылез. На другой стороне улицы располагались новые муниципальные теннисные корты – последнее добавление к городскому пейзажу. Западный район Талиа был так сер и безобразен, что теннисная сетка на законном основании служила деталью, оживляющей этот унылый ландшафт.

Теннисные корты служили также еще одним напоминанием о вспышке популярности активного отдыха. Построенные в разгар массового увлечения спортом, эти сооружения раньше использовались много месяцев в году. Однако теннис оказался более сложным видом спорта, чем бег трусцой или сидение в горячей ванне. Так, несколько браков распалось из-за непривычного напряжения при игре в смешанной паре, впрочем, и без того они были обречены. Теперь редко кто заглядывал на корты. Дуэйн, который прилично играл в теннис, держал в офисе ракетку. Иногда в конце рабочего дня он выходил с ведерком мячей и развлекался, разгоняя ими кучи перекати-поле, растущие у северной ограды.

Сейчас вместо того, чтобы идти в пустой офис, Дуэйн развернул машину и направил ее к «Молочной королеве». Возле кафе стояли пикапы, многие из которых принадлежали его работникам. Бобби Ли и Эдди Белт также были там.

Когда Дуэйн выбрался из машины, Шорти положил лапы на приборную панель и принялся внимательно наблюдать за хозяином. Несмотря на то, что Дуэйн не меньше двух раз за день отправлялся в «Молочную королеву», собака беспокойно воспринимала его отсутствие. Шорти нравилось держать Дуэйна в поле зрения, а когда тот входил в кафе, это трудно было сделать. Прижавшись головой к ветровому стеклу, Шорти мог видеть только расплывчатое изображение хозяина, сидящего в «Молочной королеве». Но все лучше, чем ничего.

В кафе собралась обычная деловая и пребывающая в унынии публика: бывшие нувориши, оказавшиеся у разбитого корыта.

– Я вижу, ты опять прихватил свою береговую акулу, – заметил Эдди Белт, когда Дуэйн подсел к столу нефтяников. Эдди имел в виду Шорти, голова которого, прижавшаяся к ветровому стеклу, была видна из огромного окна кафе.

Это прозвище Дуэйн слышал несколько раз в неделю. Бобби Ли, интеллект которого в основном ограничивался статьями из «Сатердей найт лив», когда-то так обозвал Шорти, и с тех пор кличка приклеилась к псу. Шорти ненавидел весь промысел за его привычку нападать неожиданно. Пес мог часами без движения лежать в пикапе, как бы разморенный тепловым ударом, но если какой-нибудь рабочий или старый приятель Дуэйна касался локтем машины, Шорти никому не давал спуску, предпочитая хватать за пятки, хотя не пренебрегал и руками, как в этом очень скоро могли убедиться работавшие у Дуэйна.

– Доброе утро, – поздоровался Дуэйн. Ему не хотелось ни защищать Шорти, ни вообще говорить о нем. Мысль, что многие, кого он знал, не могли говорить ни о чем другом, как только о привычках его собаки, действовала на него угнетающе.

Особенно плохо выглядел Джуниор Нолан. У Джуниора была светлая кожа и ярко-красный от загара лоб. В «Молочной королеве» он всегда сидел в ковбойской шляпе, часто забывая покрыть голову, выходя на улицу. Обычно она лежала на сиденье его машины.

Джуниор на нефтяном бизнесе сделал столько денег, что мог позволить себе купить ранчо и осуществить свою давнишнюю мечту—стать ковбоем. К сожалению, ему почти в одиночку пришлось работать на своем ранчо, поскольку почти все ковбои из местных давно оставили прежнее занятие, подавшись на буровые.