От этих сигналов Шорти начинал бешено лаять, и только хорошенькая взбучка с помощью перчатки могла заставить его замолчать. Дуэйн был вынужден смириться с неизбежным.

Дженни не искала романтической любви. Романтическая любовь просто не могла прийти ей в голову.

Больше всего ее сейчас беспокоила новая работа на посту директора-распорядителя, отвечающего за проведение юбилейных торжеств, работа, которая досталась ей ввиду отсутствия других претендентов.

Джентльмен из Бруклина, который должен был, по идее, занять этот пост, фактически от него отказался, и вины Дуэйна в этом не было. Этого человека звали Салли Балдуччи. Дуэйну удалось уговорить комитет пригласить его для собеседования, и комитет не без долгих колебаний пошел ему навстречу.

– Никогда не слышала, чтобы мужчину звали Салли, – заметила Дженни. – Надеюсь, что он не «голубой».

– Даже если это так, я буду очень рад, коли он обдурит Дж. Дж., – ответил Дуэйн.

Салли Балдуччи определенно не был «голубым». Это был короткий и полный мужчина с густыми вьющимися волосами, который носил зеленый спортивный пиджак и широкий, белый, небрежно повязанный галстук. Он вышел из самолета, доставившего его из Далласа, тяжело вздыхая и закрыв уши ладонями. Дожидаясь прибытия багажа, Салли Балдуччи, пошатываясь, бродил по тесному залу ожидания и тихо стонал. Говорил он на странном диалекте, пугая пожилых дам, которые летели вместе с ним. Время от времени он громко восклицал и колотил по стенам здания аэропорта ногами.

К огорчению Дуэйна, от перелета Салли стал глухим как пень. Всю дорогу до Талиа он бил ладонью по голове, надеясь таким образом восстановить свой слух. При виде небольших и пыльных зданий, составляющих город, его лицо заметно вытянулось.

Дуэйн отвез его к себе домой и принялся отпаивать водкой с тоником. После третьего бокала Салли вырубился и заснул. Попытки разбудить его ни к чему не привели. Подобно Джуниору Нолану, любившему вздремнуть у бассейна в кресле, он весь вечер проспал на зеленой лужайке и не попал на заседание комитета. Дж. Дж. Роули, воспользовавшись предоставленной возможностью, пятнадцать минут разглагольствовал о ненадежности католиков.

Салли проснулся рано утром и принялся вместе с Минервой смотреть соревнования по сумо. Его глухота не прошла, хотя Минерва, всегда все подвергавшая сомнению, заявила, что слышит он прекрасно.

– Этот человек может услышать, как ползет червяк. Просто он не хотел слышать. Если бы он захотел, то остался бы здесь на все лето, готовя этот дурацкий праздник.

Комитету не понравилось то, что приглашенный не явился на заседание, и все ожесточились против него. В тот же вечер, собравшись в мойке Сонни, члены оргкомитета после двадцати шумных минут обсуждения избрали директором-распорядителем Дженни.

Из сочувствия Дуэйн решил отвезти обливающегося потом и мрачного, как туча, Салли в Даллас, чтобы тому не лететь снова рейсом местной авиакомпании. Дженни, конечно, увязалась за ними. С собой она прихватила рабочую программу различных мероприятий, но Салли был в таком отвратительном настроении, что даже отказался взглянуть на нее. Как только они прибыли в аэропорт, он прямиком направился в бар.

На обратном пути Дженни вынула программу и стала обдумывать, кому какую роль поручить. Юбилей неотвратимо приближался, и пора было начинать репетиции. Мужчины округа, включая Дуэйна, принялись отращивать бороды.

– Пожалуйста, скажи, что ты хочешь играть Адама, – принялась она уговаривать Дуэйна. – Если бы ты только согласился его играть, я бы обрела уверенность. Это один из самых замечательных персонажей.

Дуэйн уже согласился играть Джорджа Вашингтона. Предложение исполнить роль Адама не привлекало его, и он заметил: – Я начал отращивать бороду. По-моему, у Адама ее не было.