Пусть Минотавр навсегда будет изгнан из нашего мира! Это единственный путь, Либусса!
— Я предлагаю тебе возрождение, фон Бек, и вечную жизнь!
Топка, принявшая в чрево свое плоть и кровь, утробно завыла. Мне показалось, что она требует новой жертвы. Я плакал — тихо, беспомощно. Но ноги мои словно приросли к земле. Я чувствовал: лев ждет в сумраке, готовый убить меня, если не сможет герцогиня. Мне хотелось приблизиться к ней — ни обещания ее, ни угрозы мои не имели уже значения, — но тело мое было сковано ужасом. Неимоверным усилием воли я заставил себя сделать еще один шаг.
В дымном мареве неба погасла последняя из Осенних Звезд.
В черном безмолвии мерцали теперь лишь холодные точки белого света, точно глаза разгневанного Бога. Движение их прекратилось. На Земле воцарилась великая тишина. Глухое напряжение овладело вселенной. Словно все бытие застыло, ожидая моего решения. Согласие готово было свершиться.
Согласие всех сфер небесных, всех запредельных миров и всех царств реальности… От звезды к звезде потянулись лучи света, и вскоре небесная твердь обернулась беспредельной паутиной золотых и серебряных нитей. Я замер. В жизни не видел я зрелища красивее. Нити света струились вниз, стремясь коснуться нас. И все же тьма оставалась. Постепенно я начал сознавать, что тьма наполняется криком, яростным свечением Химического Чрева, словно все пламя Ада слилось воедино, сосредоточившись здесь.
— Еще есть время, — прошептала Либусса. Она была точно молящее изваяние с Мечом и Чашей в руках. — Я хочу тебе только добра, фон Бек. Я предлагаю жизнь, силу и единение. Я предлагаю гармонию. Лекарство от Боли Мира. Ты выпил тинктуру мою и мою кровь. Разве это ничто для тебя не значит, возлюбленный мой, мой жених? Пожалуйста, не предавай моей веры в тебя.
— Мадам, это вы предаете меня, не желая отторгнуть Зверя. — Нити света вились вокруг нас, точно стремясь к шлему. К Граалю.
Похоже, даже мое предательство не смогло бы нарушить ее сокровенные замыслы. Я покачнулся. И снова — одним лишь усилием воли — заставил тело свое сдвинуться с места.
— Ах! — Она запрокинула голову, глядя на жаркую топку. Волосы ее взметнулись сияющей кордной. Ее била дрожь от мучительной боли, которую вызывало прикосновение к моему мечу. — Быстрее! Быстрее! — Она отступила к распахнутой дверце тигля. — Быстрее. — Ее голос разнесся оглушительным грохотом: — Еще немного — и будет поздно!
За спиною у нас в вышине сиял хладный свет новых звезд. Впереди полыхала раскаленная топка. И все это должно было слиться в вышнем супружестве, соединиться узами священного брака. Мне предстояло стать частью чего–то целого. Эта мысль помогла мне вдохнуть жизнь в онемевшие ноги. Я сделал еще пару шагов по направлению к плавильному тиглю — испепеляющий жар, от него исходящий, не обжигал меня. Раскаленное добела сияние не ослепляло меня. И вот я стоял перед Либуссой — моей невестой. Неуязвимый для пламени, я все еще чувствовал тепло и восторг ее плоти. Я прикоснулся к телу ее, склонился, чтобы поцеловать ее губы, но она не смотрела уже на меня. Глаза ее обернулись расплавленной медью!
— Не теперь. — Голос ее стал точно шепот пробуждающегося вулкана.
Я, наверное, никогда не смогу объяснить то, что случилось потом. Я больше не колебался. Не смотря на все мои доводы, меня словно притянуло к ней. Некая сила влекла меня в шипящую огненную утробу — Химическое Чрево. Тело мое окунулось в ужасающий жар и ужасающий холод. Они поглощали меня. Растворяли в себе. — Либусса!
Там, внутри, серебряная вселенная воспылала, застыла, охваченная всепроникающей стужей, и вспыхнула вновь. Меня била дрожь. Тело мое охватила слабость. Но вера моя — ибо ни пламень, ни хлад пока еще не причинили мне боли — с каждым мгновением укреплялась. |