Теперь солнце встало по–настоящему. На какое–то время золотой его свет ослепил меня. Я оставался на месте, не мог бросить тело моей возлюбленной. И мне некуда было идти.

Свет оставался таким же ярким. Руины Нижнего Града как будто подернулись дымкой. Прошло еще какое–то время, а потом мне почудилось, что я вижу высокую фигуру, бредущую по пепелищу. Незнакомец останавливался то и дело как будто искал что–то среди обломков. Вот он остановился совсем–совсем близко и повернулся ко мне. Все еще ослепленный сиянием солнца, я не сумел разглядеть черты. Я даже не понял, мужчина то был или женщина. Но потом я узнал абрис фигуры.

— Можете вы спасти ее? — спросил я тогда. — Можете вы воскресить ее для меня, сударь? Или открыть мне, как приказать Граалю, дабы он вернул ее к жизни? — К своему несказанному изумлению я понял, что все это время я плакал.

Сияющая фигура покачала головой и печально развела руками.

— Отныне у меня нет подобной власти, фон Бек. Во всяком случае, здесь, на Земле. И никто: ни вы и ни я, ни одно из живых существ, ни одна сила, потусторонняя ли, природная, не властны повелевать Граалем. Как я вам однажды уже говорил, Грааль — сам по себе. Он приводит все в равновесие. Но им нельзя управлять. Он и есть воплотившаяся Гармония!

— И поэтому вы мне дали этот ужасный меч?

— Дар мой, если вы помните, не ограничен был никакими условиями. Вы стали его полновластным хозяином. Как им воспользоваться, выбирать было вам. Я же не возлагал на него никаких надежд…

— Стало быть, вы все тот же Люцифер? Такой же хитрый и изворотливый–повелитель лжи!

— Вы меня обижаете, сударь.

— Тогда скажите, чего вам от нас надо? Прощения? Жалости? Чего?

— Победного торжества! — с искренним пылом проговорил правитель Ада. — Только оно возвратит мир к Благодати.

— А что возвратит мне Либуссу?

— Она внутри вас.

— Я не могу оценить по достоинству вашу шутку, сударь.

— Это уже вам решать, сударь.

Он что, намекал на возможную сделку?

— Я вам не слуга, Люцифер. — Было холодно, и я весь дрожал, но нарастающий гнев вернул моему застывшему телу жизнь. — Я был готов служить герцогине. Я хотел ей служить. И я не оправдал ожиданий ее не из–за недостатка желания…

— И не из–за моральных сомнений?

— Все дело в ней самой… Я не хотел видеть, как она сама разрушает то, чем так дорожила. Мне не хватило мужества. Я испугался Зверя. Вместе

мы превзошли бы вас, сударь… Куда орел унес ее сердце?

Размытые очертании сияющей фигуры Люцифера обрели на мгновение четкость черт. Лицо его — невыразимо прекрасное, запечатлевшее вышнюю красоту андрогина — было мягким и нежным в искреннем сострадании.

— Ну что же, — проговорил Люцифер, — по крайней мере, вы все еще служите Истине. И за это я благодарен вам. И суд ваш…

— Сударь, я никому не судья! Я не могу никого судить!

— Нет, вы судите, сударь, и других, и себя самого. — Он улыбнулся. — Что же касается заданного вами вопроса… — Тут выражение его лица изменилось. — Могу только сказать, что существуют иные реальности, еще менее приятные, нежели Ад.

Люцифер встал в том самом месте, где этой ночью полыхало пламя плавильного тигля. Он вдруг резко нагнулся к земле, потом столь же порывисто выпрямился и поднял над головою старый побитый шлем. Я не питал ни малейшего благоговения перед Граалем, ибо он уничтожил женщину, которую я любил.