– А теперь еще раз вместе с вашими спутниками!

Элиза, Шарлотта и Оскар столпились вокруг ученого и уставились в объектив. Еще раз сверкнул магний, затем репортер собрал камеру.

– Благодарю вас, – произнес он, пожимая Гумбольдту руку. – Через несколько дней я лично доставлю вам свежий номер и экземпляры фото, если не возражаете.

– Но только в том случае, если все будет написано так, как и было на самом деле, – заметил Гумбольдт.

– Вы не будете разочарованы, – рассмеялся репортер. – Но, боюсь, господам из университета не слишком понравится.

Наконец все четверо уселись в карету, и Гумбольдт велел кучеру отправляться.

Но не проехали они и двух кварталов, как Шарлотта взорвалась:

– Почему ты позволяешь так обращаться с собой, дядя? – закричала она, кусая побелевшие от гнева губы. – Эти надутые индюки выставили нас перед всем миром лжецами! Дорого бы я дала, чтобы видеть их в суде по обвинению в клевете!

– Ты напрасно кипятишься, – проговорил ученый, невозмутимо разворачивая газету. – Это именно то, на что я рассчитывал. Ты ведь знаешь: хорошо смеется тот, кто смеется последним.

– Не нахожу здесь ничего смешного! – Шарлотта все еще не могла успокоиться. – Интересно, зачем тебе все это понадобилось?

Гумбольдт улыбнулся.

– Смотри на это как на маленький урок. Я хотел показать вам, что ждет всякого, кто слишком долго дышит книжной пылью в библиотеках, вместо того чтобы выйти на улицу и столкнуться с реальной жизнью. Такие люди часто не в состоянии отличить золотой самородок от латунной пуговицы.

– Теперь нас ославят на всю Германию как мошенников и проходимцев, – фыркнула Шарлотта.

– Ошибаешься, – возразил Гумбольдт. – Давай дождемся свежих выпусков газет. Я уверен, что репортеры преподнесут это событие совсем иначе, чем рассчитывают господа из ученого совета.

– А если нет?

– Тогда мы приложим некоторые усилия, чтобы их переубедить.

– А что случилось с вашим голосом под самый конец? – спросил Оскар. – Он звучал, словно с горы Синай!

– Тебе понравился мой маленький трюк?

– Эти раскаты до сих пор отдаются у меня в ушах.

Гумбольдт распахнул плащ и расстегнул верхнюю пуговицу своего сюртука. На его груди Оскар увидел маленький серый ящичек, от которого множество разных проводов тянулись к вещице размером с запонку, прикрепленной к углу воротника.

– Что это?

– Лингафон, – посмеиваясь, ответил Гумбольдт. – Но не совсем. Я его немного переделал и оборудовал усилителем голоса. Мне ужасно не терпелось испытать его в большом зале с хорошей акустикой.

Ученый заговорщически подмигнул Оскару.

– Вы оба ведете себя как малые дети, – снова вспыхнула Шарлотта. – К тому же ты, дядя, далеко не все объяснил. У меня вообще сложилось впечатление, что ты со своим докладом буквально добивался, чтобы нам не поверили. Зачем тебе это?

– Ты совершенно права, – ухмыльнулся Гумбольдт, продолжая возиться со своим аппаратом.

– Но ведь это же… это просто несерьезно!

Ее лицо разгорелось от возмущения.

– Скандал был заранее запланирован. Он, можно сказать, неотъемлемая часть моего доклада, – проговорил Гумбольдт. – Я слишком давно знаком с этими господами и хорошо знаю, как себя с ними вести.