| 
                                     – Я слишком давно знаком с этими господами и хорошо знаю, как себя с ними вести. Они, если угодно, почти что члены моей семьи.
 – Но зачем?.. 
– Во-первых, чтобы вы оба поняли, что официальная наука всегда находится во власти тех, кому принадлежит власть. Такие вещи особенно остро чувствуются во всяких там академиях и высших научных советах. Речь там идет вовсе не об истине и познании, хотя многие об этом даже не подозревают, а о власти. Кто пользуется властью, тот и решает, что истинно, а что нет. Со времен Галилея мало что изменилось, и я не удивлюсь, если вдруг снова будет признано, что Земля имеет форму диска… Научные теории имеют способность окостеневать. Тем более, что их изо всех сил поддерживают те, кто их же и создал. И если кому-нибудь приходит в голову нечто новое, он должен не только сформулировать свеженькую теорию, но и быть готовым к жестокой борьбе со сторонниками старого. Наука – это ведь не только добыча новых знаний, но, к тому же, еще и политика, вернее, одна из ее форм. 
Он улыбнулся и пожал плечами. 
– А во-вторых? – спросила Шарлотта. 
Гумбольдт мягко накрыл своей ладонью руку Элизы. 
– Сегодня я распрощался с университетом и порвал все связи с академической наукой. Отныне я становлюсь научным консультантом в области необычных проектов. И как всякий человек свободной профессии, я нуждаюсь в рекламе. 
– В рекламе? – Оскар удивленно взглянул на своего старшего друга. 
Гумбольдт кивнул на газету, лежавшую у него на коленях. 
– Завтра все крупные газеты и журналы напишут о нас. Наши имена будут упоминаться в разговорах самых разных людей. По-моему, лучшей рекламы и желать нельзя, правда? Между прочим, сегодня мы заполучили нашего первого клиента. 
Оскар приподнял брови. 
– Вы имеете в виду того мужчину, с которым беседовали перед музеем? 
Гумбольдт кивнул. 
– Совершенно верно. Он живо заинтересовался расчетами конструкции пилотируемого летательного аппарата. И готов за это неплохо заплатить. Его зовут граф Фердинанд фон Цеппелин. 
Некоторое время они ехали молча, слушая монотонный перестук копыт. Гумбольдт, казалось, с головой погрузился в свою газету. Оскар обдумывал слова ученого, которые показались ему полными глубокого смысла. 
Голос Шарлотты вывел его из задумчивости. 
– Оскар! 
– Да? 
– Могу я тебя кое о чем спросить? 
– Конечно. 
– Где ты был в ту ночь, когда я обнаружила тебя в лаборатории избитым и в грязи с головы до ног? Ты обещал когда-нибудь рассказать об этом. 
– В самом деле обещал? – Оскар с сомнением покосился на девушку. 
Шарлотта утвердительно кивнула. 
– Я… как бы это сказать… навещал старых друзей. 
– А что с тобой случилось? 
– Случайно наткнулся на человека, которому задолжал. Небольшую сумму. Его зовут Берингер. Он был не один и решил вместе с приятелями показать мне, что бывает с теми, кто решил покончить с прежней жизнью. – Юноша неожиданно умолк, а потом добавил: – Нельзя вот так взять и все оставить позади. Не получается. Иногда прошлое снова тебя догоняет. 
– Не удивительно, – грустно сказала Шарлотта. – Ведь оно – часть тебя, и ты всегда будешь его ощущать как собственную руку или ногу. 
– Боюсь, ты права. Но мне придется еще раз вернуться туда. Там остались друзья, которые заботились обо мне. Кроме того, я должен уладить свои дела с Берингером. Он получит свои деньги и забудет мое имя. 
– Но ты ведь будешь осторожен? Обещай мне! 
– Обещаю. – Он опустил глаза и тут же вспомнил то, о чем давно собирался спросить Гумбольдта.                                                                      |