Йоно (или все‑таки не Йоно?) ухмыльнулся, глядя на танцоров, и Рени немедленно ощутила приступ раздражения.

– Если им так охота порезвиться, – бросила она, – отчего бы просто не прогулять? Зачем устраивать этакий розыгрыш, чтобы все…

Небо побелело от яростной вспышки. Горячий, сухой ветер сбил Рени с ног; от грохота повылетали стекла по всему фасаду университета, почти во всех машинах на стоянке. Рени закрыла голову руками, но вместо осколков на нее обрушилась лавина голосов. С трудом поднявшись на ноги, она увидела, что ни один из студентов не ранен. А вот над зданием администрации в центре кампуса [2] поднимался столб смоляного дыма. От многоцветной башенки остался только почерневший, дымящийся фибрамитовый каркас, да и то не весь. Рени вздохнула; накатила тошнота, в голове зазвенело.

– Господи Иисусе!

Ее коллега неуклюже встал; черная кожа его посерела.

– На сей раз настоящий. Господи, надеюсь, вывели всех. Наверное – администрация выбегает первой, чтобы управлять эвакуацией. – Он говорил так торопливо, что Рени его едва понимала. – Как по‑твоему, кто это?

Рени покачала головой.

– Бродербунд? Зулу Мамба? Кто их разберет? Господи Боже всевышний, это третий раз за два года. Как у них рука поднимается? Почему они не дают нам работать?

Озабоченная гримаса на лице ее товарища сменилась ужасом.

– Моя машина! Она на стоянке администрации!

Он развернулся и потрусил к месту взрыва, распихивая ошеломленных студентов. Некоторые плакали; смеяться и танцевать уже никому не хотелось. Охранники, пытавшиеся огородить место взрыва, кричали на Йоно, но безуспешно.

– Его машина?  Идиот. – Рени и самой хотелось плакать.

Вдалеке завыли сирены. Она вытащила из пачки сигарету и трясущимися пальцами оторвала зажигалку. Предполагалось, что сигареты неканцерогенные, но сейчас ей было все равно. Опаленный по краям клочок бумаги спорхнул на землю и опустился у ее ног.

А с небес уже спускались зонды‑камеры, точно туча мух, всасывая кадры в сеть.

Она докуривала вторую сигарету и чувствовала себя немного лучше, когда кто‑то прикоснулся к ее плечу.

– Миз Сулавейо?

Обернувшись, она оказалась лицом к лицу со стройным юношей с желтовато‑бурой кожей. Волосы мальчика были короткие и очень курчавые. А еще он носил галстук – такого Рени не видала уже несколько лет.

– Да?

– Кажется, у нас назначена встреча. Консультация.

Рени недоверчиво воззрилась на него.

– Вы… вы, э…

– Ксаббу. – Имя начиналось со щелчка, будто хрустнули костяшки. – По‑английски пишется через восклицательный знак и «икс».

На Рени снизошло озарение.

– А! Вы…

Он улыбнулся‑короткая вспышка белизны.

– Я из народа сан – нас иногда еще называют бушменами, да.

– Я не хотела вас обидеть [3].

– И не обидели. Немногие из нас хранят старую кровь, древний облик. Большинство женилось в городской мир. Или умерло в буше, не сумев выжить в новые времена.

Рени он понравился сразу – и его улыбка, и быстрая, осторожная речь.

– Но не вы.

– Не я. Я студент университета. – Прозвучало это с некоторой гордостью, но и с насмешкой. Ксаббу оглянулся на колышущийся столб дыма. – Если от университета хоть что‑то осталось.

Рени встряхнула головой и подавила приступ дрожи. Пепел заволок небо, и оно стало сумрачно‑серым.

– Так жутко.

– Согласен. Но, к счастью, никто не пострадал.