Васильев широко улыбается волчьей улыбкой и даёт ручку от себя…

Возмездие на немецкие батареи пришло скорое и неотвратимое.

По дороге- смахнули с неба надоедливый «костыль» — корректировщик «Хеншель»…

Через десять минут БОЕВОЙ штурмовой полк ложится на курс к Кобрину…

Впереди- изрешеченный, но живучий И-153 с гордой надписью кармином «За ВКП(б)!»

Четыре часа ровно.

22-ая танковая дивизия. Южный военный городок.

Из всех танковых соединений РККА этой дивизии повезло меньше всех…

Расположенная прямо на берегу Буга, в трёх- четырёх километрах от границы- она находилась в пределах досягаемости всех артиллерийских систем немецкой армии, до лёгких пехотных орудий включительно.

Небо вспыхнуло светло-красным…Бесчисленные всполохи взрывающихся снарядов всех калибров сделали уходящую ночь светлее, чем день. Адский грохот заполнил землю- и она дрожала, как в лихорадке.

Большие деревья, окаймлявшие Буг, сгибались вперёд и назад в дикой судороге, терзаемые ударной волной.

В техпарке дивизии бушевал огненный шторм. Автоцистерны и грузовые автомобили, стоявшие на открытых площадках, сливали языки пламени в огромном погребальном костре.

Вспыхнули, а потом рванули склады ГСМ. В боксах и на стоянках загорались танки и боевые машины.

Перед казармами лежали сотни людей — убитые раненые, контуженные…Крики, стоны, плач…Истекая кровью, искалеченные люди напрасно просили о помощи…

Спустя полчаса, берег Буга. В ивняке — замаскированные танки капитана Басечки — батальон. Всё, что осталось от дивизии…

Майор Квасс, отвечая на немой взгляд подчиненного (чёрный, со сгоревшими волосами, в лохмотьях формы, сквозь которое краснеет обгоревшее тело): «Нет, наши танки выводить не понадобилось…Так и сгорели, стоя на подпорках»

В это же время. Брестская крепость. Северный остров. ДНС?5.

Абсолютная, мёртвая тишина.

Августа медленно приходит в себя…Кашляет…»Что это? Дым…дым? Пожар? Юра, Юрочка!»

Женщина с трудом вздёргивает себя с пола, и не замечая, как за ней тянется кровавый след, с трудом, волоча перебитую осколком ногу, пробирается, держась за стену, в комнату. Распахивает дверь.

И видит — что стены, у которой стояла детская кроватка- нет…На месте стены- огромная пробоина — в которой бесшумно вспыхивают разрывы снарядов во дворе…

Августа, бесшумно воя, падает на колени, начинает раскапывать, обдирая до мяса ногти, кучу битого кирпича…находит то, что искала…

Встаёт, тяжко, медленно подходит к абсолютно целой этажерке, на которой даже фарфоровая балерина всё также стоит на своей хрупкой ножке — только беленькая салфеточка с мережкой засыпана красным песком…

Берет с этажерки альбом, раскрывает, садится на пол рядышком с чудовищной кучей…

Показывает фотографии:

«Видишь, Юрочка, это мы с папой на свадьбе…

А это- ты у нас родился…

А это- ты учишься ходить…»

Из под белокурых, растрепанных волос на альбом капают круглые, тяжёлые капли чёрной крови…кап, кап, кап…Кадр медленно гаснет.

Это же время. Крепость. Цитадель.

Нападения — ожидали. Даже готовились…

И всё равно — хотели как лучше, получилось…Почти как всегда. Так первый снежок, выпавший в Москве в середине декабря- становится для московского ЖКХ нежданным стихийным бедствием…

Первый залп произвели реактивные установки врага — «нибельвельферы». За 4 минуты на Цитадель обрушилось более 60 000 (шестидесяти тысяч!) снарядов…

Никогда ранее не применявшиеся на практике, пучками по 6 снарядов, подобно кровавым кометам они протянули свои хвосты — их жуткий вой заглушал залпы ствольной артиллерии…Казалось, то зашатался весь мир…

Воздух был заполнен металлом осколков, зажигательные снаряды обращали в пепел опустевшие палатки, коновязи, к которым ещё час назад были привязаны кони, оставшуюся на плацу Крепости технику…Вспыхнули не успевшие покинуть крепость машины 31 отдельного автобата…

Многое и многих удалось вывести, однако все спецподразделения уйти не успевали — они и попали под удар.