— Я этого от вас не требую.

— А я пойду — своей охотой.

— Воля ваша, — пожал плечами Таха. — А теперь вспомните, как в войну, в египетской пустыне, вы с восемью солдатами отправились на задание убить немецкого генерала Роммеля.

— Ты вот о чем!

— Вы же вели их тогда, штурманом были. Разве вы с ними не убили четверых немецких офицеров, не дав им даже выстрелить? И Роммеля тоже убили бы, да только его там не оказалось.

— От кого ты узнал про это?

— Я лежал как-то больной, и тетя Кэти прочла мне вслух из книги. Прочла, крепко гордясь вами. Вам ведь дали за это английский орден.

— Устал я, и не будем сейчас спорить, — сказал Мак-Грегор, влезая в спальный мешок, уже отсыревший от горной росы. — Но даже если ты убьешь старика, все равно Дубас продолжит дело отца.

— Я и Дубаса убью, — сказал Таха.

— Спи давай-ка, — сказал Мак-Грегор и добавил, приподнявшись: — И никаких исчезновений в темноту, пока я сплю.

— Да никуда я не исчезну, — сказал Таха. — Но завтра придется вам решить, что делать.

— Хорошо… Завтра… — проговорил Мак-Грегор. Он сознавал, засыпая, что завтра доводы его будут не убедительнее, чем сегодня. Разница лишь та, что завтра уже безотлагательно придется ему сделать выбор правильного жизненного курса.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Когда Мак-Грегор проснулся, Тахи рядом не оказалось. Две горные вороны пролетели высоко над головой навстречу утреннему солнцу, поднявшемуся за хребтами.

— Ушел, так ушел, — проговорил Мак-Грегор, обрадовавшись на минуту, что не нужно спорить и решать.

— Таха, — позвал он громко.

— Здесь я, внизу — за водой пошел.

— Ну и как, нашел воду?

— На кружку кофе хватит.

И Таха поднялся на волглый от тумана склон, неся закоптелую жестянку из-под сухого молока, приспособленную вместо чайника.

— Похожа цветом на кока-колу, — сказал Таха, — но пить можно.

Он насобирал уже сухих стеблей на костерок; ждали, пока вода закипит, доставали из банки мясо, глядели на пролетающих птиц. О деле заговорили, кончив завтрак и трогаясь уже в путь.

— Вы сейчас спускайтесь в Керадж, — сказал Таха. — Там сядете в автобус до Резайе, а оттуда домой.

— Отговаривать тебя, значит, бесполезно?

Таха кивнул в знак того, что бесполезно.

— Я сейчас — на Котур, — сказал он. — Возьму там вверх по реке долиной, до ставки ильхана. Дайте ваши карты местности, они мне могут пригодиться, а сами двигайте домой.

— Нет. Я пойду с тобой.

Таха надел рюкзак, сказал:

— А зачем? Вы же резко против.

— Не так уж резко, — сказал Мак-Грегор, надевая курдскую грубошерстную куртку, купленную в одной из деревень. — Своей английской, европейской, парламентарной закваской я — против. А жизнью, прожитой в горах, — за. Неясно только, что сейчас во мне сильней.

— Дайте мне карты, дядя Айвр, и не старайтесь быть курдом.

— Я стараюсь быть самим собой, — сказал Мак-Грегор. — Если я убил тогда по воинскому долгу и заслужил похвалу, то нужно ли мне теперь колебаться? Так что я, возможно, помогу тебе против ильхана. Возможно, это единственный выход. Не знаю. Но, как бы то ни было, пойду с тобой.

— Тогда не будем мешкать. — Таха указал на жужжащую темную точку в утреннем небе, над бугристыми вершинами.