Ш а п е (указывая на повязки). Знаешь, а тебе идет!

M а з е. Что ни оденешь, все к лицу.

Ж ю л и (представляя нас). Робер, Эме. Бенжамен.

Рукопожатия. Крепкие. Физиономии у них тоже неплохо проработаны зубилом долгих зим.

Ш а п е (глядя на пожар). Гари-то. Прямо как на Ивана-Купалу. Есть кто-нибудь внутри?

Ж ю л и. Не думаю. Я никого не заметила.

M а з е. С другой стороны – своя польза. Всякий раз, как парижане добираются досюда, нам потом лет на тридцать разговоров хватает.

Несмотря на обстоятельства, Жюли вздрагивает под своими ватно-марлевыми повязками – смеется.

В р а ч. Не шевелитесь.

Ж а н д а р м. Вы знакомы?

Ш а п е. С самого детства. Это Жюльетта. Ты же не станешь ее мучить?

Ж а н д а р м. Априори – нет.

Шапе и Мазе обмениваются взглядом, который посылает на фиг все эти «заранее» и «потом». И «тем более» отправляется туда же. Нужно понимать, что Жюльетта – посланница святых сил, и жандармерии крупно бы повезло, будь они с ней поласковей.

Ш а п е. Если что нужно, Жюльетта…

М а з е. Мы всегда рядом.

И оба отправляются поздороваться с пожарными, деловито копошащимися вокруг дымящихся развалин.

– Ну вот, – говорит врач, завязывая последний бинт. – Когда начнутся боли, принимайте это, по две таблетки через каждые три часа, и это.

Врач удаляется. Налетает северный ветер, поднимая фонтаны искр. Сержанта пробирает мелкая дрожь под его синей рубашкой.

– Вы здешний? – спрашивает Жюли. Тот позволяет себе улыбнуться:

– Ни я, ни мои люди. Таков у нас порядок в жандармерии. Иначе было бы просто невозможно работать. Нет, я эльзасец.

Наконец рушится и амбар. Во все стороны разлетаются кресла.

– Это была их фильмотека, – объясняет Жюли.

– Вы кого-нибудь подозреваете? – спрашивает старший сержант. – То есть я хочу сказать… Кто мог так на них обозлиться?

Жюли на секунду задумалась.

– Нет… Даже не знаю.

Почти мечтательные интонации разговора прерываются вторжением другой фуражки.

– Идите посмотрите, что там, шеф! Мы кое-что обнаружили.

И, обращаясь к нам:

– Вы тоже, может быть, вы сможете нам помочь.

Он шагает впереди.

– Это там, выше, на дороге из Mопа.

Он карабкается вверх по склону, продираясь сквозь кустарник. Мы за ним. Он переходит через каменистую дорогу и углубляется в ельник, загребающий пыль лапами нижних ветвей.

– Смотрите!

Что ж, мы смотрим.

Я даже думаю, что мы никогда еще так не смотрели.

И такого не видели.

Прямо перед нами, в центре поляны, едва прикрытый еловыми лапами, – наш грузовик.

Наш белый грузовик.

Вне всякого сомнения.

– Это наш грузовик, – говорит Жюли.

– Тот, который у вас угнали?

– Да.

Третий жандарм открывает задние створки фургона. Внутри битком набиты катушки с пленкой.

Старший и бровью не ведет. Он спокойно забирается в фургон, приглашая Жюли следовать за ним. Он читает вслух названия фильмов, написанные на жестяных коробках.

– Это фильмотека господина Бернардена?

– Да, – отвечает Жюли.

– И это тот самый грузовик, который у вас украли?

– Да, – отвечает один из его подручных. – Мы нашли в бардачке документы на прокат грузовика. Коррансон, правильно? Мадемуазель Жюли Коррансон?

– Да, – подтвердила Жюли.