– Жаль, что невозможно снять на пленку запахи, ваша камера весьма интересна в этом отношении.

– У вас случайно нет кого-нибудь, кто бы мог заняться именно мной?

– Нет чего?

– Адвоката. Человека, который бы верил в мою невиновность. Ну хоть немножко…

Надзиратель задумался. Хороший парень. Он и правда задумался.

– Есть один, кузен моего шурина… Но он совсем еще молодой. Начинающий. Неопытный.

– Вот и прекрасно.

МОЙ ПРОЦЕСС

Да, все началось с этой статьи Сенклера в его журнале «Болезнь» под заголовком: «Прививка преступности». Тиражи тут же взлетели, «Болезнь» внезапно превратилась в справочное издание, и все прочие журналистские перья припустили за ней, как стайка воробьев. Все расселись на проводах первых полос. Вся печать говорит об этом! И все снимки кричат! Пересадка преступности, донорские органы слишком хорошо прижились! Теледебаты, круглые столы, психиатрические коллоквиумы. Данный случай заслуживает нашего пристального внимания. Уже многие годы смерть передается через кровь, почему бы и преступные наклонности нельзя было пересадить вместе с сердцем убийцы? Разве не права была Мери Шелли? Малоссен = чудовище Франкенштейн? Одно из удивительных провидений XIX века? «Болезнь» открывает парад с Сенклером во главе, который не сходит с экранов, на полном серьезе проталкивая свою теорию. Естественно, громы и молнии возмущенного Бертольда: пересадка поведения? Что еще выдумали! Полный бред! Истина в том, что он, Бертольд, совершил хирургический подвиг, результаты которого я, Малоссен, сумел испоганить, стреляя в ближнего. Что с меня взять, с подонка. Такие, как я, способны истребить целый город, лишь бы бросить тень на своего спасителя. Подлецы они и есть подлецы, что сегодня, что две тысячи лет назад. Он, Бертольд, примкнул к лагерю жертв; и сожалеет теперь обо мне с высоты своего креста, на который я его отправил.

Эта идея о «пересаженном» убийце понравилась и моему адвокату. (Тюремщик был прав: он еще совсем молодой, начинающий.)

– Если мы не сумеем убедить всех в вашей невиновности, мы всегда сможем спрятаться за «не несение ответственности».

Еще бы. У меня до сих пор стоит в ушах голос мэтра Раго с противоположной скамьи:

– Нас хотят уверить в том, – орет он (мэтр Раго орет, не повышая голоса, это называется «сила убеждения»), – что дух преступления был пересажен в грудь этому человеку. И якобы убивает не он, а тот, другой, у него внутри]

Молчание. Он долго качает головой.

– Презрение, с каким защищающая сторона относится к вашим умственным способностям, господа присяжные заседатели, удручает меня.

Молчание. Удрученно поникшие усы выступающего. Зреющая ярость попранного суда присяжных.

– Хотя…

Хотя что? Мэтр Раго в сомнении поднял брови, за ними, как по команде, непонимающе вздыбились плечи.

– В конце концов, может быть и так…

Немое удивление моего адвоката.

– Может быть, защита в чем-то права, – продолжает мэтр Раго тем же задумчивым тоном.

Мой адвокат поворачивается ко мне, ободряюще похлопывая меня по руке, дескать: «вот видите, сработало». (Начинающий… Должно быть, он подсмотрел этот жест в каком-нибудь телефильме.)

Мэтр Раго роняет подбородок на кулак.

– В том, что касается прививок, вероятно, на человека они действуют так же, как на растения…

В подтверждение своих слов он уверенно кивает седой головой.

– Это очень даже возможно.

Кажется, он все больше в этом убеждается.

– Может быть, обвиняемый и в самом деле в силу миметической реакции принужден был покушаться на жизнь своего ближнего… некоторые психиатры могли бы это подтвердить…

Мой адвокат, улыбаясь, с облегчением откидывается на спинку кресла, раскинув руки, встречая в раскрытые объятия победу (точно, вырос на адвокатских сериалах…).