– М-м, да, – отозвался я, разглядывая украшавший стену гобелен, на котором белокурый юноша в расстегнутом панцире втыкал в свою грудь здоровенный кинжал, а у его ног, полуобняв закованные в металл колени, умирала залитая кровью девушка. – Странная у вас тематика…

    – Что же тут странного? – Айрис разлила вино по высоким бокалам и села напротив меня. – Ведь на моем кладбище хоронят людей, покончивших с собой под влиянием страсти.

    – О, – только и смог выдавить я.

    Вот тебе и Ни-Эшер. Все сразу встало на свои места. Здесь хоронят столичных хлыщей и их подружек, свихнувшихся от обилия чувств! Милый повод для самоубийства. А родня покойных, конечно, жертвует и на храм. Странно только, что тут так мало свежих могил – наверное, мода поменялась…

    Желтоватое вино сильно отдавало пряностями, но я не мог не согласиться с выбором сыров, – после моих скитаний я вдруг с изумлением почувствовал себя уютно и спокойно, так, словно ветер вернул меня домой. Губы юной жрицы тронула мягкая улыбка. Она подлила в мой бокал и произнесла своим чарующим голосом:

    – Вам не стоит стесняться, князь. Буря начнется не раньше чем через час.

    – Да, – отозвался я, словно очнувшись от дремы. – Впрочем, мне еще не приходилось видеть кладбища, освященные именем Ни-Эшер. У нас на юге это, кажется, не в ходу.

    Айрис усмехнулась и отвела глаза в сторону.

    – Множество столичных родов, – сказала она, – враждовало в течение столетий…

    – Я понимаю, – хмыкнул в ответ я. – Но вражда не отменяла любви – так?

    – Увы.

    «К счастью, – вдруг подумал я, – мой род не относится к разряду пеллийских придворных. Хотя не исключено, что и это не спасет меня от крови. Будь она проклята!»

    Сильный порыв ветра зашуршал деревьями, и я заметил, как девушка зябко передернула худыми плечами.

    – Наверное, вам бывает здесь одиноко? – спросил я.

    – Нет, что вы! Я… давно привыкла…

    – Трудновато привыкнуть к обществу покойников.

    – Тогда, когда они не являются частью ваших обетов…

    Я одним глотком допил флего и поднялся, запахивая на себе плащ.

    – Простите меня, но… я должен идти. Если вы не будете возражать, я хотел бы посетить ваш храм в другой раз. Может быть, в тот день будет светить яркое солнце?

    Она встала, провожая меня: слабая улыбка тронула полные губы, но юная жрица тотчас же спрятала глаза и ответила мне ровным любезным голосом:

    – Я всегда буду рада вашему обществу, князь.

    «Не одиноко тебе, как же, – с непонятным раздражением думал я, идя по тропинке к городу, – да вот только…»

    В чем заключается это «только», я еще не знал, но огромные темные глаза, блеснувшие из-под капюшона, не отпускали меня ни на секунду. Я брел, вслушиваясь в завывания ветра, и гнал от себя странное наваждение. Молодая жрица на кладбище… ну и бред! На кладбище чужой любви – святые и грешники, чего только не увидишь в этом огромном мире. Мой хронометр показывал половину четвертого: я представил себе запеченного, с ароматной корочкой цыпленка и облизнулся.