Глупо? Согласен. Я просто размышляю вслух, пытаясь придумать нечто такое, революционное, на что требуется немедленная реакция властей.

Ладно, «бомбистов» мы в расчет не берем, слишком уж они радикальны, не для уездного города. Но прокламации, в которых пересказываются идеи Лаврова или Бакунина появиться могут.

Историк, который во мне сидит, забил тревогу. А не имеет ли капитан Потулов собственной агентуры в городе? Как же жандармерии без агентуры?

Если возникнет нечто срочное — есть телеграф. Жандармский начальник имеет право по тому же телеграфу отдать приказ уездному исправнику, который и пошлет городовых задерживать хоть пропагандистов, хоть и «бомбистов».

Пожалуй, следует опасаться провокаций и быть осторожнее в разговорах с малознакомыми людьми. Еще лучше — и с хорошо знакомыми.

М-да… Не исключено, что у меня развивается паранойя.

Делом надо заниматься. Пойду, потрясу архивариуса. Полторы недели прошло, у него пока ничего. И у меня ничего. Только количество вещдоков увеличилось. Доктор Федышенский распорядился снять с покойного Долгушинова нательную рубаху и прислать ее мне. Прокурору, когда он начнет обвинительный процесс, будет что показать присяжным заседателям. Правда, обвинять пока некого.

Вещи, якобы похищенные у старика, теперь лежат в моем кабинете. Варвара Селезнева, которой надоело ходить на соседнюю улицу — двести лишних шагов, потребовала от супруга, чтобы тот вычерпал воду и позвал батюшку освятить колодец. Андрей поматерился, но просьбу жены исполнил. Вычерпывая, утопил ведро, взял «кошку», нашарил ею что-то на дне и вытянул тяжелый узел.

Фарфоровая солонка оказалась расколота, часы, возможно, починить удастся, сапоги уже носить нельзя, шандал и ложки в целости и сохранности. Теперь оборвана еще одна нить (возможно, что единственная), ведущая к раскрытию убийства, зато появилась новая головоломка — зачем было брать вещи и потом топить их в колодце? Не сам же покойный Долгушинов их туда бросил.

Господин Ухтомский, если входит в кабинет, сама деликатность. Почти без шума, только медали звенят. Чего это он со всеми наградами? Ух ты, у пристава еще и Георгиевский крест имеется. Или он пока не Георгиевский крест, а Знак отличия Военного ордена?

— Позвольте, Иван Александрович?

Появление в кабинете пристава ничего хорошего не предвещало.

— Неужели убийство, Антон Евлампиевич? — поинтересовался я.

Я еще предыдущее убийство не раскрыл, а тут на тебе.

— Пока не знаю, Иван Александрович, — покачал головой старый служака. — С час назад из Ирдоматки парнишка прибежал, сказал, что мамка его прислала — постоялец ихний, фельдшер, мертвым обнаружился. Сам помер или помог неизвестно. Мамка, грит, перепугалась сильно, велела в город бежать. А я решил — вдруг у вас никаких дел нет, сразу бы и поехали. Выяснится, что убийство, все равно придется за вами посылать, а это опять время тратить. И доктор у нас на месте, готов выехать. Он уже в коляске, нас с вами ждет.

Ну, коли доктор уже в коляске, надо ехать.

С Михаилом Терентьевичем мне в одну коляску не уместиться. Поэтому ограничился тем, что пожал ему руку, а сам уселся с приставом. А городовые двинулись следом, на подводе.

От Череповца до села Ирдоматка почти десять верст, на машине, если не спешить, минут двадцать, а мы ехали часа полтора. Поболтали с приставом о разных вещах. Он, кстати, сегодня с наградами по важной причине — дочка, которая живет где-то под Таганрогом, давно просила батюшку выслать портрет, обязательно при полном параде. Вот и ходил в фотографию господина Новикова.

Ах ты, а ведь матушка тоже просит, чтобы я выслал ей фотокарточку.