Единственное, что ее беспокоило, — это мысль, что их тяга друг к другу возникла не в них самих, а была заложена генетически, запрограммирована. Она не знала, как это влияет на их чувства — подлинные они или нет, — но все это немного портило дело, вызывало у нее неудовлетворение тем, что она не властна контролировать свою жизнь, что она не имеет свободы воли.

Дион бы понял, если бы она была в состоянии с ним поговорить, и, может быть, то, что они оба сознавали это, позволило бы им обойти все ловушки и перепрыгнуть все барьеры, воздвигнутые на их пути.

Она вспомнила, как он выглядел, когда они познакомились тогда, в очереди, в кафетерии. Неловкий и явно рефлексирующий, но одновременно очень привлекательный. Приятный — вот точное слово. Она не забыла, как испугалась, когда он упал в обморок тогда на ярмарке, не забыла охватившее ее чувство паники и одновременно нежности, которое она испытала, когда склонилась над ним, беспомощно лежащим на земле. Она припомнила звук его голоса, тепло кожи под ее руками.

И заплакала.

Она пыталась выбросить это из головы, думать о чем-нибудь другом, но в памяти всплыло детство, дом, где родилась и выросла. Теперь его нет, он сгорел до основания, и Пенелопа зарыдала еще сильнее.

В темноте мелькнула тень, а затем рука погладила ее лоб и мягкий голос Кевина прошептал на ухо:

— Вся в порядке, дорогая. Все хорошо. Не плачь.

Она перевернулась, потянулась и обвила руками его шею. Он тоже ее обнял, и она приникла к его плечу, сотрясаясь от рыданий.

— Все будет в порядке, — повторял он. — Все будет в порядке.

Они оставались в таком положении еще долгое время, пока ее слезы не высохли, и заснули, обнимая друг друга.

Во сне она была на лугу, на спине перед Дионисом, ноги подняты вверх. Он был огромный, и она чувствовала, что разрывается пополам, когда он в нее входит, но одновременно это было приятно. Она потянулась к нему, стараясь усилить ощущение, сделать так, чтобы он глубже вошел в нее.

Его оргазм был диким извержением семени, которое обожгло все ее нутро, как кислота.

И почти сразу же в ее животе зашевелилось страшное существо, получеловек-полумуравей.

Она с криком проснулась.

Глава 17

«Мне нужен Зевс. Я это наконец понял. Я никогда не думал, что управлять будет так трудно. Я часто раздражался из-за правил, установленных Зевсом, его ограничений, часто страдал от капризов Геры, и у меня не раз возникало желание стать правителем на Олимпе, вызывать громы и молнии и принимать судьбоносные решения.

Но у меня не было и нет ни организаторских, ни административных способностей. Это надо признать. Олимп всегда был свободным объединением свободных индивидуальностей, но лично я переносить все это мог с трудом. Я просто не способен достаточно долго действовать рационально или вести себя хоть как-то ответственно. Все это просто-напросто не для меня.

К тому же начало сказываться напряжение. Я чувствую себя усталым, головная боль не проходит. Я могу убить все, что двигается, трахнуть все, что ходит по земле и летает в воздухе, произвести столько вина, что можно опоить им целую армию, но ничто не приносит мне облегчения. Ответственность за правление тяжелым бременем давит на плечи и не дает как следует разогнуться.

И вот теперь мои запасы вина уничтожены.

Менады могут сделать еще вина, но на это потребуется время. А пока они перешли на нектар. Доставили другое вино, я выпил литров десять, но это не мое вино. Оно не дает такого же кайфа, не обладает такой же силой.