— Когда приедем на место, я обнажусь до пояса.

Он тоже, вероятно, мог бы ответить чем-то смешным, но сейчас только молча кивнул.

Улица, ведущая к бывшей ярмарке, была забаррикадирована обломками мебели, стволами поваленных деревьев, мусором и трупами животных. Они припарковали машину поближе к офису фирмы «Авис», где Пенелопа побывала совсем недавно. Выйдя из машины, она глубоко вздохнула, сбросила рубашку и поежилась, хотя припекало солнце. Ей показалось, что более обнаженной, более выставившей себя напоказ ей еще никогда в жизни бывать не приходилось. Кевин старательно отворачивал глаза, а если не получалось, то смотрел только на ее лицо.

Она достала из машины бутылку.

И они пошли.

Постепенно Пенелопе полегчало. Она чувствовала себя все лучше и лучше. Теплый ветерок приятно обвевал тело, не менее приятно было держать в руке бутылку. Она вдруг поняла, что все это ей нравится. Она развлекалась. В первый раз с тех пор, как Дион… изменился, она ощущала себя счастливой.

«Господи, — взмолилась она про себя, — даруй мне силы пройти через этот кошмар и ничего не испортить, сделать как надо. Спасти не только себя, но и людей».

Они подошли к краю поля. Казалось, что это невозможно, но толпа на нем сейчас была еще гуще, чем в прошлый раз. Кроме фанатов Диониса, здесь находились сатиры и нимфы, кентавры и грифоны, и хотя на картинах старых мастеров такого рода сценки выглядели восхитительными пасторалями, (то же самое можно сказать и о бетховенской «Фантазии»), в действительности все оказалось совсем по-другому. Мерзкие и грязные существа, мельтешащие перед ними, были к тому же и чрезвычайно агрессивными. Глядя на них, она испытывала страх. И не только из-за их свирепости и диких повадок, но и вообще из-за абсурдности их существования, нелепости и неуместном присутствии здесь, на этом поле, где совсем недавно проходил фестиваль музыки Нью-Эйдж.

Кентавр ударил одного из грифонов копытом, и тут же это создание с головой орла поднялось в воздух с режущим ухо криком и камнем упало на спину кентавра, вцепившись в него своими львиными лапами.

Наблюдая эту сцену, зеленоватая нимфа отвратительно улыбнулась и начала мастурбировать.

Пенелопа схватила Кевина за руку и потащила вперед.

— Пошли, пошли.

К счастью, ее надежды оправдались. Пока, во всяком случае, к ним не приставали. Никто не мешал им продвигаться, никто не вставал на их пути. Казалось, вообще никто даже не замечал их присутствия. Пенелопа была уверена, что Дионис знает, что они здесь, но не посылает никого за ними, не делает усилий их остановить.

«Я могла сделать это гораздо раньше, — подумала она. — Все эти безумные фанаты помешать мне никак не могли. Дионис и менады — другое дело, эти были опасны, но остальные — ведь это овцы, зомби, лишенные разума, существующие только для плотских удовольствий. Мы все: я, Кевин, Джек и Холбрук — слишком переоценили фанатов Диониса, приписали им разум, которым те не обладали, приписали этим безумным много больше, чем те того заслуживали».

Впереди у реки на импровизированном щите красовалась надпись, сделанная флюоресцирующими красками, — «СТИКС». В дальнем конце, на той стороне реки, все было выжжено и черно. Среди обуглившихся деревьев и булыжников бессмысленно слонялись мертвецы.

На берегу, с этой стороны реки, стояли голые мать Дженин и мать Маргарет. Они подняли дротики с наконечниками в виде сосновых шишек, с которых стекала кровь, и что-то выкрикивали. В первом порыве Пенелопа хотела было их окликнуть, но сумела сдержать себя.

«Не желаю иметь с ними ничего общего.