Ему все время было некогда. Чтобы уцелеть в этой мясорубке, нужно было убегать, прятаться, что-то придумывать, поэтому трупы, которые встречались по дороге, казались реквизитом, бутафорией какого-то шоу ужасов, отвратительным фоном и не больше. Но ведь за каждым мертвым телом стояли матери и отцы, дети, дяди, тети, племянники. Это были не просто трупы, это были невосполнимые утраты.
Он поднялся на ноги, вытер глаза и только сейчас увидел, что мать Диона тоже плачет.
Мать Диона.
Одна из них.
Он повернулся к ней и холодно произнес:
— А вы-то отчего страдаете? У вас что, тоже горе?
— Да. И большое.
— А вы знаете, что мы здесь, чтобы убить вашего сына?
Она поколебалась с секунду.
— Знаю. И буду вам помогать. Я отведу вас к нему.
Сколько Пенелопа стояла на коленях перед телом матери, она не знала — очень долго, вне всяких сомнений, — но заставить себя подняться все не могла. Скоро мать переправят через реку Стикс в страну мертвецов, и она уйдет навсегда. И ничто не в состоянии будет ее вернуть, никакие трансформации, никакие реинкарнации. Ничто.
Поэтому она не могла заставить себя уйти. Как будто, пока она тут сидит, ее мать еще не полностью мертва, не окончательно. Она держала ее за руку и рыдала до тех пор, пока не осталось слез.
Наконец Пенелопа встала. Спина болела, ноги дрожали. Она вытерла глаза и решительно бросила:
— Пошли. — А встретившись взглядом с Эйприл, добавила: — Этого мерзавца надо убить.
— Я отведу вас на Олимп, — отозвалась та.
Они поехали по направлению к Рутерфорду по боковой дороге, поскольку шоссе было заблокировано.
Винодельческие хозяйства, встречающиеся по пути, были разграблены, опустошены и разрушены до основания. Пьяные фанаты Диониса сидели, взгромоздившись на ящики и бочонки из-под вина, не обращая внимания на горящие позади них здания. Ингленук представлял жуткое зрелище. Вместо главного здания старейшего винного завода зиял кратер, как будто проделанный авиационной бомбой, вокруг обломков каменных стен из просевшей земли уже пророс плющ, и создавалось впечатление, что все это произошло много лет назад. Мондави вообще был сровнен с землей, видимо, с помощью бульдозеров, и над руинами еще поднимался легкий парок.
За рулем сидела Пенелопа. Кевин прошептал ей на ухо, что матери Диона полностью доверять пока нельзя, и, хотя она предлагала вести машину, поскольку знала дорогу, он настоял, чтобы за руль села Пенелопа. Отдавая это распоряжение, он крепко сжал правой рукой торчащую за поясом отвертку, но Эйприл возражать не стала и заняла заднее сиденье рядом с ним, оставив Пенелопу одну впереди.
— Так безопаснее, — пояснил Кевин.
Они доехали до Рутерфорда, и Эйприл сказала Пенелопе, чтобы та повернула на запад к шоссе № 128.
— Я ничего не имею против, — сказал Кевин, — но мы уже несколько раз пытались здесь проехать. Дорога заблокирована.
— Только последняя миля, — возразила Эйприл.
И была права. Завал, который они видели здесь раньше, ликвидировали, и, хотя местами дорога была сильно испорчена и замусорена, ехать дальше оказалось возможно. Только в самом конце путь им преградила стена из поваленных деревьев, перевязанных лентами, украшенных гирляндами и елочными игрушками. Пенелопа остановила машину.
— Отсюда вам придется идти пешком. — Эйприл наклонилась с заднего сиденья и показала на гору, возвышающуюся перед ними. — Это вон там.
Взгляд Пенелопы проследовал за ее пальцем.
— Новый Олимп?
— Да. А рядом озеро. — Эйприл попыталась вспомнить название.
— Берриесса?
— Именно. |