Ее тело изгибалось и стремилось к нему, к его губам, языку, пальцам — самым нахальным и порочным в мире, таким неузнаваемым сейчас.
— Еще есть порочная связь, — донеслось до нее. — Но мы же обручены, так что это не для нас, — говорил Рук. — Есть и грех совращения девы, четвертый по счету. Но этого тоже я не могу показать. Ты же не дева.
Слова доносились до нее из тумана, но последнее она поняла и послушно выдохнула:
— Нет, не дева.
— И клятвы безбрачия ты не можешь нарушить, если только, случаем, ты ее не принесла.
Ей вдруг стало смешно, и она бы засмеялась, если бы смогла.
— Я… кажусь тебе… святой? — с трудом произнесла она.
— Нет, ты кажешься мне моей женой, желанной и земной. И все, что мы сделаем, — безгрешно, как сказал Святой Альберт. — Он вдруг жадно и даже яростно посмотрел на нее.
В своей жизни не одного мужчину Меланта заставила верить в то, что она роковая женщина, опытная в любовных утехах и опасная для любовников. Но еще никто не смотрел на нее как на простую, хотя бы и желанную жену. И никто еще не разглядывал ее обнаженную, беззащитную перед мужчиной, который лежал рядом.
Он снова поменял свое положение. Теперь, опираясь на локоть, он стал стаскивать с себя одежду, и Меланта поняла, что сейчас он ляжет на нее, и все закончится. Она почувствовала разочарование. Странно, она полюбила это ужасное состояние истомы и безропотной покорности, и ей не хотелось прекращать его. Но ей хотелось и того, чтобы он лег на нее. Тогда, с Божьей милостью, она сможет родить его ребенка. Но все же она согнула ноги. У нее был опыт таких встреч: нескольких — с Лигурио и одной — с Руком.
Собравшись с силами и с духом, она сказала:
— Пока мне показали только два греха. Как с остальными?
Он ничего не ответил. Она чувствовала, как его обуревает ужасное желание. Он начал становиться нетерпеливым. Вот он навис над ней, и Меланта провела пальцами руки по его спине.
Он требовал, и она послушно развела ноги. Она напряглась в ожидании, когда он своим весом навалится на нее.
Но он не обрушился на нее, а, опираясь на руки и лишь слегка касаясь ее, стал жадно целовать ее губы, шею, грудь. Она стала погружаться в сладостное забвение. Вдруг он сильно сжал ее сосок. Она вздрогнула и почувствовала, как ее пронзило желание. Она порывисто выгнулась, мечтая только о том, чтобы он лег на нее и сжал ее.
— Merci, merci, — вырвалось из ее горла.
Ее мышцы напрягались каждый раз, отвечая на ту болезненную истому и наслаждение, которые она испытывала, когда он сдавливал сосок.
Какая сладкая боль. «Merci, merci».
Он вдруг снова отпустил ее, и она чуть не заплакала от обиды. Он поднялся. Ее охватил страх, что он больше не будет целовать ее, трогать и ласкать. Но он снова приблизился к ней, сжал ее бедра и прижался губами к ее лобку. Теперь вместо пальца ее там ласкал его язык.
Перед глазами Меланты блеснули огни. Она задрожала, теперь уже издавая стоны без перерыва. Ее тело горело, словно пораженное молнией наслаждения. Она откинула голову далеко назад, выгнулась, высоко подняв свою трепещущую грудь. По телу Меланты прокатывались волны желания. Она просила, умоляла, ждала.
— Леди, для твоего обучения я использовал и тринадцатый грех — порочное объятие, — вдруг услышала она его срывающийся голос. Она дико захохотала, и тут же почувствовала, как к ней там прикоснулись снова. Но теперь это была его твердая плоть. К своему удивлению, она поняла, что все, только что испытанное ею, когда он ласкал ее языком, начинается снова, но только теперь все становилось еще сильнее и резче. Он тихо надавил на нее, и наконец она ощутила, что он постепенно погружается в нее. |