По сигналу Генри при их въезде в ворота запели фанфары, несмотря на то, что, кажется, никакой дамы, готовой приветствовать возвращение ее мужа с охоты, не было. Гончие, с которых сняли ошейники, бросились в свои конуры, устроенные рядом со стеной. Недалеко от ворот один из гостей затеял игру с собакой. Он давал ей понюхать женский шарф, а затем прятал его у себя в одежде, вынуждая собаку отыскивать его. «Плохое занятие», — подумала Меланта, ведь охотничья собака должна уметь находить только запах дичи.

Сэр Рук, кажется, особенно заинтересовался этими собачьими конурами. Впрочем, он с не меньшим вниманием стал рассматривать стены укреплений. Они тоже находились в ремонте. Через некоторое время он отвернулся.

Среди шума и суматохи, возникшими в связи с прибытием, их нашел слуга, направленный к ним по приказу Генри. Приблизившись, он упал на колени, косясь на Ястреба. Сэр Рук отколол свою накидку, позволив ей упасть в руки Меланты, и заявил:

— Надо зашить, девка.

Меланта подобрала ее и быстро накинула на Гринголета, которого она прижимала к своей груди, прикрывая своей мантией. Тот сильнее сжал когти на ее перчатке, его бубенцы тихо звякнули, но сам он не подал никаких других знаков протеста.

Сэр Рук сполз с коня, поднял руки к Меланте, успев опередить слугу, и произнес:

— Слезай, девка.

Меланта по-прежнему прижимала к себе сокола, окутанного ее собственной мантией и накидкой Рука. Он подхватил ее и поставил на землю.

— Чтобы ты знал, я каждый раз считаю, — сказала она улыбнувшись.

Он потрепал ей щеку своей металлической рукавицей.

— Что ты считаешь, девка? — спросил он.

— Шесть, — произнесла она нежно и повернулась, чтобы вслед за всеми идти в зал.

Он положил ей на плечо свою руку.

— Не уходи от меня далеко, девка.

— О, ты так боишься, что я отобьюсь от тебя? — она остановилась. — Семь.

В его глазах засветилась скрытая усмешка, которую она теперь так хорошо научилась распознавать.

— Да уж, будь все время рядом. Ты тут самая распрекрасная девица, и я буду тебя ревновать.

— А, — сказала она почти доверительным тоном. — Прикажу сломать тебе две ноги, две руки, — это четыре. Еще выколоть оба глаза. Итого шесть. Семь — отрезать нос. А вот что делать на восемь? Надо будет постараться и придумать.

Он упал на одно колено и, склонив голову, произнес:

— Я негодяй и пятнаю вашу честь своим недостойным поведением. — Он говорил с преувеличенным чувством самообличения и страдания. — Умоляю вашу светлость простить меня. Вы ведь, действительно, высоки от рождения и совсем не девка.

Одна молодая женщина из компании захлопала в ладоши.

— Как замечательно! Теперь-то, наконец, мы услыхали благородные слова и увидим благородное обращение! Ваша дама, сэр, заслуживает более изысканных слов.

Последовало всеобщее одобрение со стороны присутствующих женщин, и Генри жалобным тоном произнес:

— Так я и знал. Теперь они все загордятся, эти женщины, и того и гляди заставят нас сидеть у своего изголовья и сочинять им баллады и другую поэзию.

Рук подскочил и слегка подтолкнул Меланту.

— Нет, только не поэзию, — произнес он. Генри расхохотался и пожал плечами.

— Прошу, моя госпожа, войти в мой зал и надеюсь, что он не покажется слишком простым и убогим для вас.

Рук знал, что они не смогут долго скрывать сокола Меланты, поэтому заранее заготовил объяснение. Но касаться этой темы раньше времени не собирался. Они не задержатся в этом доме. Руку здесь очень многое не нравилось. Генри явно готовился к обороне — укреплял ворота, надврат — ную башню, стены, пробивал в них бойницы.