|
– Я сделала, что могла. Держалась она изумительно. Уверенно и бесстрашно. Одним лишь видом внушая раненым надежду. Духарев тоже держал лицо, но понимал – дела их – кислые. Да, уличи потеряли кучу народа: примерно четверть личного состава. Но это ничего не меняло. Да, сбежали. Но непременно вернутся и добьют. Их колдуны сварят еще бочку бешеного молочка или чем там они опаивали людей, и опять придется схватится с сотней доморощенных берсерков. А за ними – еще тысяча. Добивать. Но раньше, к некоторому удивлению Духарева, явился Лисянин. Один. С веткой в руке. – А где твои дружки, Калас со Щитобоем? – поинтересовался воевода. – Они не могут прийти! – заявил военный лидер Медведей. Понимай как хочешь. Либо – мертвы, либо – ленятся, либо это личная инициатива Лисянина. – Я пришел предложить тебе уйти, – без всяких околичностей заявил вождь. – Забирай своих – и убирайся. Предложение слишком шикарное, чтобы в него поверить. Но Духарев сделал вид, что принял его за чистую монету. – Нам нужны лошади, – сказал он. – Самое меньшее – голов двадцать. – Зачем? – В сани запрячь. – Десять, – возразил Лисянин. – Пяти саней вам хватит. – Хорошо, – не стал спорить Духарев. – Пусть будет десять. Когда? – Завтра утром. – А почему не сейчас? – Завтра! – отрезал вождь. – Ты согласен? – Да. И Лисянин ушел. Клятвы о том, что уличи не причинят им вреда, Духарев требовать не стал. Выбора у него всё равно не было. Утопающий хватается за соломинку… Соломинка не спасла. Сволочь Лисянин обманул. Надеялся, что его враги утратят бдительность. Тоже ошибся. Духарев доверял ему не больше, чем подколодной змеюке. Тем более, с вечера в лесу слишком бодро тюкали топоры. Слишком долго и часто для простой заготовки топлива. Уличи напали под утро. Когда звезды только-только начали гаснуть. Как и раньше, навалились всей массой. Только вместо щитов волокли с собой заостренные древесные стволы. Решили, значит, тараном строй разбивать. Как крепостные ворота. Поредевшее воиство Сергея окружило сани. Не строй, а чахлая цепочка. Рука Духарева, потянувшаяся к колчану, случайно наткнулась на рог. Повинуясь наитию, он поднес его к губам. Протяжный, чуть гнусавый звук поплыл над просыпающимся лесом. Такой слышен за несколько километров. Вот только слушать – некому. Затея с бревнами не удалась. Первый же залп вывел из строя достаточно «несунов», чтобы «тараны» попадали. Впрочем, и смысла в них уже не было. Вместо монолитного щитового строя уличам противостояла разрозненная цепь безмерно уставших, не верящих в победу воинов. Но всё же – воинов. Так что биться они будут до конца. Луки вернулись в налучи. Пришло время мечей. Небо над лесом посветлело. Духарев и еще трое дружинников, получивших ранения в ноги, устроились с луками на санях. Раненых закрыли щитами. Не зря. Уличи вспомнили, что у них тоже есть луки. Правда, стреляли редко и аккуратно. Опасались попасть в своих. Но всё равно попадали. Духарев слышал, как поют вражеские стрелы. Пару раз ему даже влепили в грудь, но он даже не пошатнулся. Двойной панцирь из охотничьего лука охотничьим наконечником не пробить. Сергей работал как машина. Наложил стрелу, выстрелил, наложил стрелу… Бил туда, где уличи наседали активнее. В победу он не верил. Спасти могло только чудо. Губы непроизвольно бормотали молитву… А руки рывком натягивали лук, в треть силы, до носа, и посылали очередную смерть. Цепочка гридней редела. |
