.. Мы можем лишь назвать тех, кто был ранен и кого уже увезли в госпитали Москвы. Среди раненых ваша сестра Ксения. И... Вот список раненых.
Я выхватил у него из рук бумагу и жадно пробежал взглядом по строчкам. Список был ужасающе коротким.
- Нечволодов? Сандро? Маниковский? И... моя мать?
Мой лейб-медик все же не выдержал и стал смотреть куда-то в сторону. Наконец, он глухо произнес:
- Их пока не нашли. Но, это не факт, что все они погибли. Возможно, кто-то был увлечен потоком толпы...
Павлов осекся под моим бешеным взглядом. Но я требую ответов.
- Где список опознанных погибших?!
Академик подает мне второй лист и мрачно поясняет:
- Из приближенных к трону опознать удалось лишь тех, кто был дальше от трибуны, кто не успел подойти ближе или чье место было дальше...
Проглядев список потерь, я резко оборачиваюсь к генералу Скалону.
- Я требую объяснений. Как и кому удалось заложить столь мощную бомбу прямо под трибуну?!
Генерал был бледен, как сама смерть.
- Государь! Предварительный осмотр места взрыва показал, что заряд был заложен в неизвестном нам подземном туннеле, ведущем вдоль стены Кремля. Очень мощный заряд...
- Каким образом туннель остался вам неизвестным? Ведь именно в вашем ведении находятся все подземелья вокруг Кремля?!
- Виноват!
- Где Стеллецкий?! Где Стеллецкий, я вас спрашиваю?!!
Скалон умудрился побледнеть еще больше.
- Государь! Дело в том, что... Стеллецкий пропал три дня назад...
- Почему я об этом не знаю?
- Я... Я не счел возможным беспокоить Ваше Величество на отдыхе по такому незначительному поводу...
...
- Встать!
Я с ненавистью смотрел на валяющегося на мостовой шефа Имперской СБ. Разбитые в кровь костяшки правой руки саднили, а мне больше всего на свете хотелось сейчас бить ногами упавшего генерала, бить, бить до тех пор, пока он не превратится в... пока не выбью душу из...
- Остановитесь, Государь.
Я резко обернулся, готовый въехать со всего маха, и лишь в последний момент остановил движение.
- Государь, не теряйте лицо.
Сказано было очень тихо, но я услышал. Ярость и ненависть клокотали во мне, но рука Лейб-доктора, лежащая на моем локте, сдерживала мою стихию. И, чувствуя, как дергается мускул на лице, я все же не дал внутреннему урагану смести все вокруг.
Лишь гневно бросил уже успевшему подняться генералу:
- На вашей совести жизни десятков и сотен моих подданных. Вы, зная о пропаже Стеллецкого, допустили сюда людей. Вы... Я отстраняю вас от должности. Я вас... Вашим делом займется трибунал. Трибунал. Да.
И обернувшись к Батюшину:
- Он ваш.
Заметив на площади группу репортеров, направляюсь к ним. Мой голос звенит от гнева.
- Господа! Только что на ваших глазах враги России нанесли страшный удар по нашей Империи. Погибло множество прекрасных людей. Погибло множество невинных детей. Нет и не будет прощения тем, кто это сделал. Тем, кто это организовал. Тем, кто подстрекал. Кара постигнет всех. Сколько бы времени на это не понадобилось. Где бы кто ни прятался. В какой державе кто бы ни находился. Возмездие будет. Даю в этом свое слово.
Перевожу дыхание и добавляю.
- Новомученники, погибшие в день Святой Пасхи Господней, займут свое место подле Него. Мы их не забудем. Их смерти мы никому не простим. Передайте вашим читателям - Император жив, Империя не дрогнет, будущее в наших руках. |