— А сам-то!.. Куды ж ты прешь! Я права держался — и ты мне здеся уступить должон был! — в свою очередь возмутился извозчик.

Нарушение было точно — верхового, — ему предписывалось правилами пролетку мимо пропустить! Но и «лихач» был не безгрешен.

— Как бы я тебя заметил, когда ты без огней был! — заорал верховой. — Ты с наступлением сумерек обязан фонарь запалить!..

Верно — не было фонаря! Без фонаря «лихач» несся, а это совсем иное дело! Да и как несся!..

— Тебе, голубчик, правилами наказано по городу шагом да умеренной рысью ехать, а ты их превысил — галопом скакав!

Точно — галопом! А раз превысил — то и вина его.

По всему видать — надо городового звать! А тот еще неизвестно чью сторону возьмет. Если верхового, то может запросто снять с коляски номер, а то и билета на год лишить! А пререкаться станешь, и вовсе лошадь отберет безвозвратно, поставив ее в особое, при городской части, стойло.

Только где тот городовой? Верховой и извозчик тоже оглядывались по сторонам — пусто!

Не до утра же здесь стоять!..

Мишель вытащил свой жетон.

— Милостивый государь, — обратился он к верховому. — Извозчик используется мною по служебной необходимости, отчего я вынужден был просить его ехать галопом. Коли вы имеете претензии, то прошу вас списать его номер и завтра же обратиться в участок. А теперь я очень спешу...

Верховой еще раз оглядел, похлопал по боку коня. Плюнул и, поставив ногу в стремя, бросил тело в седло.

А как «лихач» стал отъезжать, привстал в стременах и крикнул вдогонку что-то оскорбительное, ругательное, матерное, что-то вроде:

— Ездить научись!..

Да еще пригрозил вслед нагайкой!

Но пролетка была уже далеко, несясь мимо Большого театра.

— Береги-ись! — благодарно оглядываясь на Мишеля, вопил извозчик, хотя улицы были еще пустынны.

И все же против «Метрополя» они чуть-чуть не затоптали какого-то одинокого, случайного, сунувшегося под копыта прохожего, который в последний момент шарахнулся в сторону, прижимаясь к стене, часто и мелко крестясь.

— Береги-и-ись!..

Узкую Сретенку пролетели единым духом, подгоняемые грохотом отраженного от стен домов эха. Огибая Сухаревскую башню, выскочили на Садовую улицу, свернули на Каланчевскую площадь и остановились возле Николаевского вокзала.

Загнанный конь тяжело и часто поводил боками, от которых и из покрытых клочьями пены ноздрей густо валил пар.

— Спасибо, братец, — поблагодарил извозчика Мишель, засовывая в его широкую, раскрытую ладонь рубль.

— Премного благодарен! Если вам барин обратно ехать, так я подожду. С превеликим нашим удовольствием.

— Нет, не надо, не жди! — на ходу крикнул Мишель, бросаясь в двери.

В здании вокзала было полупустынно, только кое-где вдоль стен на узлах сидели бабы с завернутыми в тряпки ребятишками на руках, ожидая свой поезд. Он обежал все помещения, особенно внимательно осмотрев зал ожидания первого класса, где было почти пусто.

Заметил важного, расхаживающего туда-сюда дежурного в форме, подскочил к нему, спросил:

— Когда отходит поезд на Петроград?

— Теперь отходит-с, через десять минут, с третьей платформы! — ответил дежурный, внимательно оглядывая обратившегося к нему господина. — Если вам ехать, то торопитесь, следующий будет не скоро...

И хотел добавить что-то еще, но подозрительный на вид господин, не дослушав его, сорвался с места.

Мишель выбежал на платформу. Где-то впереди, шумно отдуваясь, пускал пар паровоз. Из трубы мерно сочился черный дым.