Изменить размер шрифта - +
Где-то впереди, шумно отдуваясь, пускал пар паровоз. Из трубы мерно сочился черный дым. Пахло гарью, потому что раньше паровозы топили первоклассным, малодымным углем, а теперь чем придется.

Мишель бросился к последнему вагону, но путь ему преградил кондуктор.

— Будьте любезны предъявить ваш билет, — потребовал он.

Не очень-то вежливо, поскольку всклокоченный, мокрый с головы до ног, в грязи, с ссадиной на голове господин мало напоминал пассажира, который поедет первым классом.

Никакого билета у Мишеля не было, и он предъявил свой полицейский жетон.

— Имею предписание задержать особо опасного преступника, — твердо произнес он. — Мужчину лет пятидесяти, с усами, моноклем, в дорожном сюртуке зеленого цвета... Есть такой?

— Такой не садился, — ответил кондуктор.

— Уверен?! — грозно переспросил Мишель.

— Не извольте сомневаться. Вагон полупустой, едет только несколько дам-с и один молодой мужчина. С усами никого не было.

— А дальше? — спросил Мишель.

— Дальше не скажу-с... Дальше другие кондуктора.

Мишель метнулся к следующему вагону.

И к следующему...

Дежурный, лениво прохаживающийся по перрону, уже отгонял провожающих от вагонов.

— Господа, отойдите, пожалуйста, от края. Господа!.. Поезд отправляется.

Где же он, черт его побери!.. Лет пятидесяти, с усами, моноклем, в зеленом дорожном сюртуке?..

— Да, кажется, был такой, — не очень уверенно сказал кондуктор третьего вагона. — Полчаса назад сел. С дамой-с. Очень обстоятельный господин.

— В каком он купе?

— Во втором-с...

Раздумывать было некогда, и Мишель прыгнул на площадку.

Может, это и не Поставщик Двора вовсе, может, он не сел в поезд, или Дарья Семеновна его обманула. Но других все равно нет!

Кондуктор ухватил его за рукав.

— Куда?!

— Я с вами поеду! — сказал Мишель.

— Нельзя-с! — запротестовал кондуктор. — Без билета никак нельзя-с! Не могу-с!

— Я из полиции! — напомнил Мишель, сунув ему под самый нос свой жетон, который теперь мало кого впечатлял. — В вагоне опасный преступник! Если вы не пустите меня, вы станете сообщником.

— Все равно, — упорствовал кондуктор. — Без разрешения начальства нельзя-с.

— Будет, будет тебе разрешение! После! — заверил Мишель, высвобождая руку и устремляясь в вагон.

Громко звякнул станционный колокол. Раз и еще раз.

Кондуктор, торопясь, поднял нижнюю ступеньку и встал истуканом на верхней площадке, держась за поручни.

Провожающие замахали руками и платочками.

Паровоз выпустил тугую, черную струю дыма, еще одну, проскальзывая на рельсах, прокрутил на месте огромные ведущие колеса, зацепился, дернул громыхнувшие сцепками вагоны и, отдуваясь и набирая ход, тронулся вперед.

Все, поехали!

И что-то теперь будет?..

 

 

И даже больше...

Колье было сфотографировано в трех проекциях цифровой камерой. Сфотографировано прямо на шее дамы сердца, помещено в рамочки и повешено на стене в кабинете, в фамильном замке Мишеля-Герхарда-фон-Штольца, между портретом его Высочества Принца Лихтенштейна и Президента Аргентины, над семейным фото Их Величеств с дарственной надписью. По крайней мере, так уверял Мишель-Герхард-фон-Штольц.

На одной фотографии его любимая была запечатлена крупным планом в фас, на другой — в профиль, на третьей чуть сверху. И еще одна фотография получилась крайне неудачной с фрагментом шеи любимой крупно.

Быстрый переход