- Климов только что сообщил, будто принял с дзеты Люпуса радиосигналы на волне двадцать один сантиметр, профиль которых отличается от профиля излучений межзвездного водорода.
- Ну что же, я рад за него, - почти равнодушно отзывается Костров. - Может быть, ему и повезло. Я еще в Бюракане занимался этой звездой, но безрезультатно.
- Значит, и у тебя не хватило тогда терпения! - восклицает Басов. - Дзета Люпуса очень похожа на наше Солнце. Ее подкласс - G2, а расстояние до нее в три раза меньше, чем до твоего Фоциса. Так что ты напрасно от нее отрекся. Еще не поздно вернуться, однако...
- А я не понимаю, почему так беспокоит тебя моя "измена" дзете Люпуса? Ею занимается Климов, зачем же дублировать его работу?
Басов снова морщится, будто в рот ему попало что-то очень кислое. Поясняет с явной неохотой:
- Для меня, видишь ли, не безразлично, кто будет заниматься этой, я бы сказал, очень перспективной звездой. К тому же ты ведь знаешь, что у нас скоро вступит в строй семидесятиметровый рефлектор. Не могу же я доверить его Климову?
- А мне?
- Тебе доверю, но только в том случае, если ты займешься дзетой Люпуса или альфой Кобры.
- А альфа Кобры чем же тебя привлекла? С нее тоже были приняты какие-нибудь "обнадеживающие" сигналы?
- Ею Томас Брейсуэйт заинтересовался, - почему-то почти шепотом сообщает Басов. - А я очень в него верю.
Этот человек делается вдруг неприятен Кострову, и он говорит очень холодно:
- Твое дело, конечно, в кого верить. А если моим мнением интересуешься, то я не советовал бы тебе так пренебрежительно относиться к Климову. Он очень способный, я даже употребил бы в данном случае твое любимое определение - "перспективный" ученый. Дублировать его я не намерен. Пусть не только изучает "перспективные" звезды, типа дзеты Люпуса или альфы Кобры, но и работает на семидесятиметровой антенне. Я только порадуюсь этому.
- Ну, как знаешь, - недовольно бурчит Басов и уходит, не попрощавшись.
Оставшись один. Костров рассеянно склоняется над спектрометром; И вдруг снова распахивается дверь...
- Я все слышала, - раздается сдавленный от волнения голос Галины. - Мне бы лучше других следовало знать своего муженька и ничему не удивляться, однако даже я не ожидала от него такого...
Алексей молчит, не зная, что сказать, а Галина продолжает, с трудом сдерживая негодование:
- Постеснялся хотя бы разглашать свои ориентации. И потом, откуда такой энтузиазм, такая вера в обитаемость Галактики? Передо мной он вечно скепсис свой изливает: "Мы одни во Вселенной. Вокруг слепая стихия, вырождение и "белая смерть" космической материи"! Сверхновые звезды у него "самоубийцы", белые карлики - "звезды-банкроты". От такой картины завыть можно, глядя в бездонное небо. И я все ждала, что вотвот заговорит он об этом открыто или хотя бы попросит от должности отстранить. И вдруг такая жажда открытий!
- Ну что вы так его ниспровергаете, - пробует заступиться за Басова Алексей. - Он человек незаурядный, с большой эрудицией. Особенно памяти его я завидую...
- Ну, знаете ли, - с досадой перебивает Галина, - это не память у него, а запоминающее устройство, как в электронно-счетной... И потом, память и эрудиция - это не одно и то же.
Костров слушает Галину, не скрывая удивления. Значит, у Басовых не случайная размолвка. Она неплохо разбирается в людях. Получше, пожалуй, чем он, Алексей Костров. И он проникается еще большим уважением к этой женщине, хотя вслух произносит укоризненно:
- Вот уж никогда не думал, что вы такая злая...
- А это, знаете ли, не такое уж плохое качество - быть, когда нужно, злой, - хмурится Галина. - Вам бы оно тоже пригодилось. Но вы все-таки молодец, не поддались на лестное предложение директора. Не взял он вас и новой антенной, хотя я понимаю, что значил бы для вас радиометр с зеркалом в семьдесят метров. |