31 июля 1924

«Этой грусти теперь не рассыпать…»

         Этой грусти теперь не рассыпать

         Звонким смехом далеких лет.

         Отцвела моя белая липа,

         Отзвенел соловьиный рассвет.

         Для меня было все тогда новым,

         Много в сердце теснилось чувств,

         А теперь даже нежное слово

         Горьким плодом срывается с уст.

         И знакомые взору просторы

         Уж не так под луной хороши.

         Буераки… пеньки… косогоры

         Обпечалили русскую ширь.

         Нездоровое, хилое, низкое,

         Водянистая, серая гладь.

         Это все мне родное и близкое,

         От чего так легко зарыдать.

         Покосившаяся избенка,

         Плач овцы, и вдали на ветру

         Машет тощим хвостом лошаденка,

         Заглядевшись в неласковый пруд.

         Это все, что зовем мы родиной,

         Это все, отчего на ней

         Пьют и плачут в одно с непогодиной,

         Дожидаясь улыбчивых дней.

         Потому никому не рассыпать

         Эту грусть смехом ранних лет.

         Отцвела моя белая липа,

         Отзвенел соловьиный рассвет.

«Низкий дом с голубыми ставнями…»

         Низкий дом с голубыми ставнями,

         Не забыть мне тебя никогда, –

         Слишком были такими недавними

         Отзвучавшие в сумрак года.

         До сегодня еще мне снится

         Наше поле, луга и лес,

         Принакрытые сереньким ситцем

         Этих северных бедных небес.

         Восхищаться уж я не умею

         И пропасть не хотел бы в глуши,

         Но, наверно, навеки имею

         Нежность грустную русской души.

         Полюбил я седых журавлей

         С их курлыканьем в тощие дали,

         Потому что в просторах полей

         Они сытных хлебов не видали.