Потому и навеки не скрою,

         Что любить не отдельно, не врозь –

         Нам одною любовью с тобою

         Эту родину привелось.

    Сентябрь 1925

«Эх вы, сани! А кони, кони!..»

         Эх вы, сани! А кони, кони!

         Видно, черт их на землю принес.

         В залихватском степном разгоне

         Колокольчик хохочет до слез.

         Ни луны, ни собачьего лая

         В далеке, в стороне, в пустыре.

         Поддержись, моя жизнь удалая,

         Я еще не навек постарел.

         Пой, ямщик, вперекор этой ночи, –

         Хочешь, сам я тебе подпою

         Про лукавые девичьи очи,

          Про веселую юность мою.

         Эх, бывало, заломишь шапку,

         Да заложишь в оглобли коня,

         Да приляжешь на сена охапку, –

         Вспоминай лишь, как звали меня.

         И откуда бралась осанка,

         А в полуночную тишину

         Разговорчивая тальянка

         Уговаривала не одну.

         Все прошло. Поредел мой волос.

         Конь издох, опустел наш двор.

         Потеряла тальянка голос,

         Разучившись вести разговор.

         Но и все же душа не остыла,

         Так приятны мне снег и мороз,

         Потому что над всем, что было,

         Колокольчик хохочет до слез.

    1925

«Слышишь – мчатся сани, слышишь – сани мчатся…»

         Слышишь – мчатся сани, слышишь – сани

         мчатся.

         Хорошо с любимой в поле затеряться.

         Ветерок веселый робок и застенчив,

         По равнине голой катится бубенчик.

         Эх вы, сани, сани! Конь ты мой буланый!

         Где-то на поляне клен танцует пьяный.

         Мы к нему подъедем, спросим – что такое?

         И станцуем вместе под тальянку трое.