-  Пожарников! Пожарников надо вызывать! - твердил презрительный бас. - С лестницами, с брандспойтами…

    -  Да бросьте вы, откуда у нас столько пожарников…

    -  Пожарники - на Главной.

    -  Может, факелы какие-нибудь запалить? Может, они огня испугаются?

    -  Черт! Какого дьявола у полицейских отобрали оружие? Пусть раздадут!

    -  А не двинуть ли нам, ребята, по домам? Я как подумаю, что у меня жена там сейчас одна…

    -  Это вы бросьте. У всех жены. Эти женщины - тоже чьи-то жены.

    -  Так-то оно так…

    -  Может, на крыши взобраться? С крыш их чем-нибудь… того…

    -  Чем ты их достанешь, балда? Палкой своей, что ли?

    -  У, гады! - заревел вдруг с ненавистью презрительный бас, разбежался и с натугой метнул свой лом в многострадальный ларек. Фанерную стенку пробило насквозь, шайка чернохвостого глянула с удивлением, помедлила и снова принялась за огурцы и картошку. Женщины в окнах издевательски захохотали.

    -  Ну, что ж, - сказал кто-то рассудительно. - Во всяком случае, мы своим присутствием задерживаем их здесь, стесняем их действия. И то хорошо. Пока мы здесь, они побоятся продвинуться дальше в глубину…

    Все принялись озираться и загомонили. Рассудительного быстро заставили замолчать. Во первых, выяснилось, что павианы продвигаются-таки в глубину, несмотря на присутствие здесь рассудительного. А во-вторых, если бы даже они и не продвигались, то что же он, рассудительный, - собрался ночевать здесь? Жить здесь? Какать и писать здесь?…

    Тут послышалось неторопливое цоканье копыт, тележный скрип, все посмотрели вверх по улице и замолчали. По мостовой неторопливо приближалась пароконная телега. На телеге боком, свесив ноги в грубых кирзовых сапогах, дремал крупный мужчина в выгоревшей гимнастерке русского военного образца и в выгоревших же бриджах хэ-бэ. Склоненная голова мужчины была сплошь покрыта спутанным русым волосом, в огромных коричневых руках он вяло держал вожжи. Лошади - одна гнедая, другая серая в яблоках - переступали лениво и тоже, кажется, дремали на ходу.

    -  На рынок едет, - сказал кто-то почтительно. - Фермер.

    -  Да, ребята, фермерам горюшка мало - когда еще до них эта сволочь доберется…

    -  Между прочим, как представлю я себе павианов на посевах!…

    Андрей с любопытством приглядывался. Фермера он видел впервые за все время своего пребывания в городе, хотя слыхал об этих людях немало - были они якобы угрюмы и диковаты, жили далеко на севере, вели там суровую борьбу с болотами и джунглями, в город наезжали только для сбыта продуктов своего хозяйства и, в отличие от горожан, не меняли профессии.

    Телега медленно приближалась, возница, вздрагивая опущенной головой, время от времени, не просыпаясь, чмокал губами, несильно дергая вожжи, и вдруг обезьяны, настроенные до того довольно миролюбиво, пришли в необычное злобное возбуждение. То ли их раздражали лошади, то ли им надоело, наконец, присутствие посторонних толп на улице, но они вдруг загомонили, заметались, засверкали клыками, а несколько самых решительных вскарабкались по водостокам на крышу и принялись ломать там черепицу.