— Не пугай ее, — как-то слишком поспешно сказала Китти. — Я думаю, ее ждет такой успех, что ей не придется ничего отрабатывать.
К удивлению Донеллы, Бэзил Бэнкс сурово посмотрел на девушек. Впрочем, он, наверное, не хотел, чтобы Донеллу пугали рассказами о том, как трудно путешествовать в одиночку.
Мистер Бэнкс не позволил им засиживаться за едой. Он все время поглядывал на часы и наконец сказал Китти:
— Ты съела столько, что слону хватило бы. Хватит, работать пора!
— Рабовладелец проклятый! — огрызнулась Китти.
Все же она встала из-за стола и повела Донеллу в спальню. Там она усадила ее на стул, а сама накрасила ей ресницы, нарумянила щеки и нарисовала помадой прелестный ротик бантиком.
Посмотрев в зеркало, Донелла поняла, что теперь ее не узнала бы даже собственная мать.
Она надела платье, в котором Милли исполняла «Поиграй-ка со мной», и со смущением обнаружила, что у него очень низкое декольте. Это несколько шокировало девушку.
— Я не могу носить это! — воскликнула она.
— Придется! — ответила Китти. — И вообще, какая разница? Ты ведь будешь только петь, а не танцевать.
— Но оно же слишком низко вырезано! — настаивала Донелла.
Само платье было прелестным — с огромным, только что вышедшим из моды кринолином. Это было именно «платье-картинка», как раз подходящее для выступления. Сшито оно было из плотной светло-голубой тафты, а на каждой оборке было пришито по нескольку розочек. Розочки украшали и вырез платья.
На шею Донелле Китти повязала бархатную розу на ленточке, и такие же розы с лентами украсили оба ее запястья.
— Оно правда очень красивое, — пожаловалась Донелла стоявшей у нее за спиной Китти — но слишком уж… низко вырезанное. Я… я просто чувствую себя не в своей тарелке.
— Вот уж о чем Милли никогда не волновалась, — заметила Китти. — Ну ладно, вот что мы сделаем — снимем с платья ту розу, которая позади, и приколем ее на вырез. Только ничего не говори Бэзилу! Он терпеть не может, когда мы начинаем что-то выдумывать с платьями.
Китти спорола с платья розу и пристроила ее там, где и обещала.
Донелла стянула края выреза, сколола их булавкой и теперь выглядела более пристойно. Впрочем, ей все равно казалось, что ее плечи и грудь слишком обнажены.
«Наверное, меня даже не заметят, — подумала она. — И потом, когда я запою «Голос во тьме», нужно будет выключить свет».
Китти и Донелла спустились вниз и пробрались в столовую.
Донелла увидела, что все вокруг было устроено, как в театре, и свет можно было выключить без особых проблем.
В дальнем конце столовой была устроена сцена около двух футов высотой. За ней находились выходившие в сад окна.
На другом конце комнаты располагались буфет и дверь, через которую вносили перемену блюд.
Сцена оказалась неширокой, но длинной. По обе стороны от нее оставалось небольшое пространство, где можно было ожидать своего выхода, оставаясь незаметным.
По краям сцены стояли растения в кадках и папоротники, но передний край оставался голым, словно для того, чтобы ничто не мешало артистам сойти в столовую и присоединиться к зрителям.
Позади и по бокам висел занавес.
На сцене было пианино и больше ничего.
Девушки и Бэзил Бэнкс прошли в дверь и оказались у края сцены.
Шум в столовой стоял оглушительный — перекличка голосов и громкий смех, — и Донелла подумала, что там, должно быть, больше народу, чем она ожидала.
По словам Бэзила Бэнкса, граф пригласил к себе всех, кто принимал участие в состязаниях.
Значит, в столовой должно было быть человек двадцать, не больше, однако, слушая шум, Донелла решила, что мистер Бэнкс погрешил против истины. |