Соколов с сомнением покачал головой:

— Если бы мы обнаружили предсмертную записку, но таковой нет. Как утверждают свидетели, Абрамов был вдов и среди близких людей имел лишь сына Дмитрия. Он служит инженером-экспертом акционерного общества “Диана”, что на Ильинке. Да еще двое каких-то книжников порой захаживали к покойному. Необходимо их разыскать и допросить.

— Мы это сделаем, — заверил Кошко и повернулся к Павловскому: — Если труп сфотографировали, сняли отпечатки пальцев, вызывайте карету и отправляйте в морг. Проведите там, доктор, вскрытие, чтобы ни у кого не оставалось сомнений в суициде. А мы начинаем обыск.

Жеребцов вздохнул:

— Волынки с этими шкафами-полками, горе мое горькое! Так что, видать, не судьба нам нынче наслаждаться вашим, Аполлинарий Николаевич, гостеприимством.

— Немного, обжора, подождешь, — успокоил его Ирошников. — Как дело это завершим, так и отправимся.

Таинственный чертеж

Там, где квартира заставлена книгами, обыск — дело действительно до помрачения разума сложное. Из полиции на подмогу были вызваны еще трое.

В трюмо обнаружили шкатулку, где хранились разные золотые безделушки — серьги, два кулона, браслеты, несколько колец с драгоценными камнями, цепочки. Пятакова пояснила, что эти вещички надевала на себя жена Абрамова, скончавшаяся несколько лет назад.

Более любопытные открытия сделали в гостиной, где стоял палисандровый шкаф, набитый весьма редкими изданиями: первопечатными книгами, гравированными изданиями времен Петра Первого, иллюстрированные альбомы, которые кое-где были перемешаны, с томами изящно изданной энциклопедии Брокгауза и Эфрона.

— С книгами обращайтесь бережно! — приказал Соколов. — Обратно ставить будем точь-в-точь так, как они стояли у хозяина. Это наша обязанность — соблюдать порядок. — Николай Иванович, что за пакет ты обнаружил?

— Во втором ряду лежал. Ба, да здесь акции Русского торгово-промышленного банка! Каждая стоит две с половиной тысячи. Всего тут тридцать акций. А вот еще кое- чего! В альбоме “Злополучная поездка...” (он напечатан в Петербурге в 1864 году, а название — нарочно не придумаешь!) ассигнации... — азартно говорил Жеребцов. — Много, однако, их тут.

Пересчитали наличные, оказалось — тридцать одна тысяча.

— Теперь отпадают все сомнения — ничего не пропало, а труп этот не криминальный. Вы согласны со мной, Аполлинарий Николаевич?

— Никак нет! — отозвался Соколов. — Уравновешенный, крепкого здоровья и вполне обеспеченный человек, увлеченный собиранием раритетов и только что жаждавший сделать очередное приобретение, вдруг лезет в петлю! Так не бывает. И байки психиатра Ковалевского меня в обратном не убедят.

— Но вы идете против фактов! — раздражаясь, сказал Кошко.

Загремел квартирный звонок. (Пора объяснить: звонки эти были бронзовыми и производили шум при вращении ручки влево-вправо. Кое-где сохранялись до середины нашего столетия.)

— Пакет из прозекторской! — воскликнул Ирошников, открывая дверь посыльному. — Что веселенького нам прислал гордость российской медицины Павловский? — И он хотел сломать сургучную печать.

— Позвольте, Юрий Павлович, мою службу исполнять мне самому! — Кошко выдернул из рук фотографа пакет. Вскрыл, пробежал глазами, удовлетворенно хмыкнул: — Вот резюме: “Признаков борьбы, царапин, никакого насилия на теле Абрамова не обнаружено. Смерть наступила в результате сдавливания органов шеи петлей под действием тяжести повешенного тела”.