Первый – получить титул из рук императора, принеся вассальную клятву. Не мой вариант, учитывая кем является занятое мной тело. Может, конечно, император сына сестры и не узнает, но так рисковать просто неразумно. Вот лет через несколько. Когда я стану мужчиной, полностью лишившись детских и юношеских черт, еще может быть. Но без дворянства мне такого не сделать.
Второй – после женитьбы. Даже неравный брак – мезальянс, может принести младшему в нем неплохие дивиденды. Например, некоторые правила позволяют уравнивать мужа и жену делая их равноправными. Или даже поднимать мужа до статуса консорта при жене. Но опять – не мой вариант. И тут не вопрос в моем самомнении – такой брак по умолчанию ущербен, а мужчина в нем всегда в проигрыше.
Третий, и последний – если человек признан законным наследником аристократа. И тут тоже не все так просто. Мало сказать – это мой сын и ударить кулаком по столу. И снова – «во первых» есть очередь наследия, она же «место» и все в роду должны признать, что это место законно. Если это не простой дворянский род, а род боярский, то есть от баронов и выше – такой факт должен признать еще и боярский совет.
Просто потому, что все старые семьи за сотни лет так переплелись браками, что вместо какого то приемыша ближайшим наследником может оказаться законнорожденный второй сын в другом роду. Ладно в дружественном, а если во враждебном, между которыми пробежала тень обиды или кровной вражды? Открытая война между могущественными родами никому в империи не нужна.
В общем третий вариант, с наследием, мой. И тут есть вполне законные основания с формальными признаками. Закончить училище, получить официальное признание у Мирослава и Романа, разрешение в дворянском собрании и только после этого официально стать наследником. Тогда у ни у кого не может быть претензий, тем более что я буду далеко не первый в очереди.
– Старшой, о чем задумался? – толкнул меня локтем Леха, когда лекция уже подошла к концу.
– О значении врачебной клятвы «не навреди». – проговорил я, глядя на ухрюкавшегося Гаубицева. – Тут же все зависит от мнения человека. Вот, например гангрена, нужна ампутация, но есть призрачный шанс что конечность заживет сама. И вполне не иллюзорный – что, если не отрезать, пациент умрет. Любое решение – вред.
– Да ты философ. – весело хохотнул Леха. – Тут, конечно, резать надо.
– И ты навсегда сделаешь человека инвалидом. – ответил я, покачав головой. – На сколько я понял резонанс хоть и ограниченно облегчает выздоровление – ноги руки обратно выращивать не позволяет. А значит ты сделаешь его калекой. Не лучше ли ему просто умереть?
– Не знаю. – нахмурился товарищ. – Сложный вопрос.
– А мне, кажется, нет тут ничего сложного. – сказал Жеглов. – Как человек хочет, так оно и должно быть.
– И в результате виноват окажется врач. У него на руках пациент умер. – усмехнувшись ответил я. – Не забывайте, что «не навреди» в первую очередь к самому доктору относится. Себе вредить тоже нельзя. Но мысль про свободу воли интересная. Я ее подумаю на досуге. Леха, все готово?
– По высшему разряду! – довольно улыбнулся Шебутнов, мы скинулись всем курсом, расспросили Ангелину и нескольких «лояльных» девушек, и вроде как подготовили все «оружие» необходимое для следующего этапа сдачи зачетов. Через пятнадцать минут мы, всей дружной толпой в семьдесят пять человек стояли у кабинета. Дверь чуть скрипнула, и из нее, пятясь, вышла женщина лет шестидесяти.
– Ой! – вскрикнула она, наконец повернувшись, и схватившись за сердце. – Вы кто? Что вы здесь делаете?
– Уважаемая Галина Ивановна, мы ваши студенты, первокурсники. |