Рауль же испытывал к убийству физическое отвращение, одно предположение, что его могли втянуть в дельце подобного рода, вызывало у него содрогание.
И он никуда не поехал. Но чего это ему стоило! Как душили его рыдания! В каких стонах изливал он свою бессильную тоску и отчаяние! Жозина протягивала к нему свои прекрасные руки, ее уста тянулись к нему с поцелуем. Как было устоять перед сладострастным зовом этого обворожительного создания?! Страдая до глубины души, только сейчас он постиг всю меру горя, которое сам причинил Клариссе д'Этиг, только сейчас он понял, как она несчастна. Мучимый угрызениями совести, он мысленно обращался к юной девушке с самыми нежными словами, напоминал ей о трогательных страницах их любви.
Он сделал решительный шаг. Зная, что барон д'Этиг не осмеливается перехватывать адресованные дочери письма, Рауль набрался мужества написать ей: «Милая Кларисса, простите меня! Я поступил по отношению к вам, как последний негодяй. Я надеюсь, что вы позволите мне искупить свою вину, я верю в ваше великодушие. Еще и еще раз молю о прощении. Ваш неверный Рауль».
«Возле нее я забуду все пережитое, — сказал он сам себе. — Меня спасут ее чистые глаза и нежные губы, ее прекрасная, благородная душа!»
Но образ Жозины всюду преследовал его, и когда он вспоминал о жарких ласках этой женщины, решимость и чувство долга почти покидали его сердце.
А между тем пора было отправляться на поиски старого маяка, о котором упомянула вдова Русслен. Очевидно, он находился где-то в окрестностях Лильбонна. Вскоре он напал на след: заброшенный маяк имелся поблизости от замка Танкарвиль, он принадлежал владельцу замка. Рауль также узнал, что именно у вдовы Русслен хранились ключи от маяка, и каждую неделю, по четвергам, она с кем-то встречалась там.
В ближайший четверг наш герой легкими и быстрыми шагами шел по Танкарвильскому лесу, постепенно переходившему в парк вдоль берега Сены. Взойдя на холмик, Рауль осмотрелся. Перед ним открывалась величественная картина Танкарвильского канала и устья реки. По воскресным дням здесь прогуливались местные жители, но сейчас, в будний день, кругом никого не было.
Старый маяк зарос густым кустарником, через который Рауль пробрался с большим трудом. Первый этаж здания занимала довольно большая комната с двумя окнами.
У Рауля появилось недоброе предчувствие. Может, его ждала новая схватка с врагом? А врагом могла быть только графиня Калиостро, ведь она, как и он, знала о признании старой Русслен и, без сомнения, ее разведка не дремала. Драма приближалась к развязке.
«Конечно, она придет на свидание. Графиня будет здесь, я увижу ее. Мы оба выйдем победителями из этого сражения и падем друг другу в объятья!»
Сердце его забилось. Готовый к неожиданному нападению, он отпер заржавленный замок, отворил дверь. И снова что-то кольнуло его в сердце, словно предупреждая об опасности. Он остановился на пороге и подумал: «Что за глупости! Какая здесь может быть западня?»
И вдруг его шею захлестнула петля, кто-то резко дернул Рауля назад, одновременно нанеся удар коленом в поясницу. С трудом дыша, он распростерся на полу. «Отлично сработано, Леонар! Ты взял реванш!»
Но то был не Леонар. В полутьме стал различим профиль Боманьяна и, пока тот связывал ему руки, Рауль не удержался от удивительного возгласа:
— Ну и ну! Так это вы, монах-расстрига?
Веревка, опутывавшая Рауля, была привязана к кольцу, вбитому в стену поверх окна. Завершив эту работу, Боманьян помог молодому человеку встать.
— Теперь с вами можно и побеседовать, — усмехнулся он.
На сей раз Боманьян, похоже, и в самом деле победил.
— К вашим услугам, сударь, — негромко сказал Рауль.
— Сейчас тебе лучше будет помолчать, — Боманьян заткнул ему рот платком. — Одно лишнее движение — и я отправлю тебя на тот свет. |