|
Долго продолжались бесполезные розыски, потому что королева не хотела признаваться, что сын ее пришел прямо к ее постели, чтобы схватить ее любовника. И по осуждению Мортимера на смерть, узнали только об этом происшествии. Его увидели на месте казни, где палач, открыв его грудь, вынул сердце и бросил его в жаровню на горящие угли, оставив труп в продолжение целых суток на показ и поругание народу, наконец, король, простив труп, позволил рудокопам Лондона похоронить его в их церкви. И вот это самое происшествие, семь лет тому назад, случилось в это самое время. Не права ли я была, сказав тебе, что это было ужасное и кровавое происшествие?
— Но это подземелье, — сказала Алисса, — эта часть резьбы, которая скрывает вход в него… — Я спросила о нем один раз у короля, но он отвечал мне, что подземелье засыпано, и что часть резьбы не открывается более, — отвечала королева. — И вашему величеству не страшно оставаться в этой комнате? — Чего мне бояться, когда мне не в чем упрекнуть себя, — сказала королева, скрывая с трудом под видом покойной совести тот ужас, который невольно овладевал ею. — Впрочем, эта комната, как вы и сами сказали, приводит мне на память другое происшествие, воспоминание о котором заставляет меня забыть об ужасах первого. — Что за шум? — вскричала Алисса, схватив за руку королеву. Страх ее был так велик, что она забыла должное к ней уважение. — Шаги приближающихся людей и больше ничего, — сказала королева, — успокойтесь, вы — совершенный ребенок. — Отворяют двери, — прошептала Алисса. — Кто там? — спросила королева, оборотясь в ту сторону, откуда был слышен шум, не в состоянии различить во мраке, что было этому причиною. — Позвольте мне донести вашему величеству, что все спокойно в замке Нотингам. — А! Это вы, Гильом! — вскричала Алисса, — подите сюда. Молодой человек, не ожидавший этого приглашения, сделанного ему трепещущим голосом, и не понимая, что было причиною беспокойства Алиссы, но потом подошел к ней быстрыми шагами. — Что вам угодно приказать мне? — спросил он. — Ничего, Гильом, — отвечала Алисса, стараясь скрыть свое смятение и придав голосу своему более спокойствия, — ничего, королева желает только знать: не заметили ли вы чего подозрительного во время последнего вашего ночного обхода? — Что же я мог бы заметить подозрительного в замке ее величества, — отвечал, вздохнув, Гильом. — Королева окружена верными своими подданными, а вы, графиня, — преданными друзьями, почему я и не могу быть так счастлив, чтобы пожертвовать моею жизнью для отклонения от вас и малейшей не только опасности, но даже и неприятности. — Напрасно вы думаете, мессир Гильом, что для убеждения в вашей преданности, нам нужна жертва жизни вашей, — сказала улыбаясь королева, — и что необходимо какое-нибудь происшествие, чтобы сделать нас признательными за попечения о нашем спокойствии. — Напротив, ваше величество, как не считаю я себя счастливым и как не горжусь честью находиться при особе вашей, но я прихожу в отчаяние, чувствуя всю ничтожность заслуг моих, оберегая спокойствие вашего величества, которое не подвергается никакой опасности быть нарушенным, в то время, как другие рыцари в войне пожинают лавры победы, и тем делаются достойными тех, кого избрало их сердце. Меня же здесь считают ребенком, хотя я чувствую в себе мужество человека совершенных лет. И если бы я был так несчастлив, что полюбил кого-нибудь, то должен был бы скрывать страсть мою, чувствуя себя недостойным взаимности. |
