Он стал на Емелю русскими народными ругательствами ругаться:

— Чтоб у тебя хвост на лбу вырос!! Чтоб тебе век счастья не видать! Чтоб тебе ни дна ни покрышки!

Товарищ Кнопкина стала его ругательства записывать и вопросы задавать:

— Товарищ народный кузнец, какой хвост вы имеете в виду, собачий или кошачий? Какое счастье ему век не видать — личное или общественное? И зачем ему покрышка, если у него печь на кирпичах по дороге едет? Покрышки ведь автомобилям нужны.

Дядя Коля Рабинович оторопел, потом стал отвечать, что хвост он имел в виду не кошачий и не собачий, а свинячий. Счастье он подразумевал личное. Это только туалеты бывают общественные. А зачем Емеле покрышка нужна, он и сам не знает. Просто так его бабушка — тетя Глаша Рабинович всегда ругалась. А автомобиля она в глаза не видела.

Емеля тем временем начал щепочки и бревнышки на дороге собирать, чтобы печку заправить, и все на землю спрыгнули ноги размять.

Старший педагог Хрюкина к двум пьяным подошла тоже про фольклор спрашивать.

— Товарищи пьяные, знаете ли вы народный фольклор? Особенно частушки. Прошу высказываться.

Пьяные товарищи на нее глаза вылупили:

— Это еще что за чудо в перьях… с бугра сорвалось!

— А ну вали отсюдова, бабуся! Прихрамывай!

Товарищ Хрюкина обиделась и как закричит:

— Сам ты чудо в перьях, дурак набитый!! Сам вали отсюда, дубина стоеросовая! Я тебе такую бабусю с бугра покажу, закачаешься!

Между прочим, этот дяденька и так качался, потому что совсем пьяный был.

Товарищ Хрюкина про себя подумала:

«Ой, у меня самой народные ругательства получаются. Не хуже, чем у этих алкоголиков! Надо записать их в блокнотик для любимого начальника товарища Коридорова».

У них с товарищ Кнопкиной целая коллекция получилась.

Светило себе солнце, светило. Ехала себе печка, ехала. И бежала себе избушка, бежала. Все меньше становилось нарядных «Волг», все больше появлялось старых «Запорожцев». Все хуже становился асфальт. Приближались уже Брянские леса.

Вот появилась надпись «Брянский лесоповал». И указатель указывал прямо в лес.

— Смотрите, — сказала Ирина Вениаминовна, — там же одни пеньки да ухабы. Туда же ни одна машина не проедет.

— Машина не проедет, а печка «Тойота-Мерседес» проедет, — гордо сказал Емеля.

— И избушка-вездеход проедет, — сказала Бабешка.

И верно, печка пошла по этим ухабам еще пуще, чем по асфальтовой дороге. Избушка побежала по кочкам значительно веселее, чем прежде. И все стало меняться вокруг: лес становился зеленее, цветы душистее, небо словно синькой покрасили.

Но что было самым интересным — изменились наши герои. Ирина Вениаминовна похорошела. У нее появилась длинная коса, на голове кокошник, глаза стали синие-синие, как в мультипликации. Ни дать ни взять из нее получилась русская красавица.

Дядя Коля Рабинович в плечах раздался, стал очень похож на средних лет и среднего качества богатыря. Какого-нибудь Ивана Быковича или Ивана Акульего сына. У него даже кольчуга появилась на плечах из водопроводных гаек.

Кощейчик, Бабешка и Емеля почти совсем не изменились. Только Кощейчик еще большей силой налился, а Емеля покрылся веснушками.

А товарищи Кнопкина и Хрюкина оборотились в две бюрократические болотные кикиморы. Носы у них вытянулись, глаза уменьшились, а кожа и волосы стали зеленого цвета.

Посмотрели товарищи Кнопкина и Хрюкина друг на друга и стали смеяться и пальцами показывать. Потом посмотрели каждая на себя, поняли, что с ними случилось, обнялись и дружно заплакали.

— Ой, — сказала Ирина Вениаминовна, — что это с нами произошло? Почему мы все так изменились?

— Мы в сказочное царство въехали, — объяснила Бабешка.