Должно быть, он согласился принять этого человека, хотя не мог вспомнить, почему. Он предположил, что проповедник из Алабамы, хотевший видеть его, будет афроамериканцем, и он удивился, когда его помощник провел в его кабинет белого человека. Преподобный Боуер был примерно того же возраста, что и Джордж, в сером костюме с белой рубашкой и темным галстуком, но в кроссовках, очевидно потому, что по необходимости много ходил по Вашингтону. Его большие передние зубы, срезанный подбородок и волосы с проседью подчеркивали сходство с рыжей белкой. В нем было что-то смутно знакомое. С ним вошел мальчик, очень похожий на него.

— Я пытаюсь донести Евангелие Иисуса Христа до солдат и тех, кто работает в войсковой части Аннистона, — сказал Боуер, представившись. — Многие из моих прихожан — афроамериканцы.

Он искренний человек, подумал Джордж, и у него смешанный приход, что необычно.

— Что вас интересует в вопросе гражданских прав, преподобный?

— Видите ли, сэр, в молодости я был сторонником сегрегации.

— Вероятно, как и многие, — заметил Джордж. — Мы все многому научились.

— Я не только научился, — сказал Боуер. — Я провел многие годы в глубоком раскаянии.

Это становилось довольно серьезно. Некоторые люди, которые добивались встречи с конгрессменами, были в той или иной мере помешанными. Аппарат Джорджа делал все возможное, чтобы отсеять душевнобольных, но иногда кто-нибудь проскальзывал через сеть. Но Боуер произвел на Джорджа впечатление вполне психически здорового человека.

— В раскаянии, — повторил Джордж, пытаясь оттянуть время.

— Конгрессмен Джейкс, — с серьезным видом произнес Боуер, — я здесь, чтобы принести вам свои извинения.

— За что?

— В 1961 году я ударил вас ломом. Вероятно, я сломал вам руку.

В один миг Джордж понял, почему этот человек показался знакомым. Он был в толпе в Аннистоне. Он пытался ударить Марию, но Джордж подставил под удар свою руку. Она до сих пор болела в плохую погоду. Джордж в изумлении смотрел на этого искреннего священника.

— Так значит, это были вы, — сказал он.

— Да, сэр. У меня нет оправданий. Я знал, что делал, и я причинил зло. Но я не забыл вас. Я хочу, чтобы вы знали, как я сожалею, и чтобы мой сын Клэм был свидетелем моего признания в злодеянии.

Джордж пришел в замешательство. С ним никогда ничего подобного не случалось.

— Так вы стали проповедником, — сказал он.

— Сначала я стал пьяницей. Из-за виски я лишился работы, дома и машины. Потом однажды в воскресенье Господь направил мои стопы в небольшую миссию, занимавшую лачугу в бедняцком квартале. Проповедник, оказавшийся чернокожим, за основу своей проповеди взял двадцать пятую главу Евангелия от Матфея, в частности, стих 40: «…так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне».

На этот стих Джордж слышал не одну проповедь. Смысл его в том, что зло, причиненное кому-нибудь, есть зло, причиненное Иисусу. Афроамериканцы, испытавшие на себе больше зла, чем большинство граждан, находили утешение в этой идее. Этот стих даже процитирован на одном из витражей Баптистской церкви на 16-й улице в Бирмингеме.

— Я пошел в эту церковь насмехаться, а вышел спасенный, — сказал Боуер.

— Я рад, что вы раскаялись, преподобный, — отозвался Джордж.

— Я не заслуживаю вашего прощения, конгрессмен, но я надеюсь на прощение Господа. — Боуер встал.