Ребекка подумала, что это благодаря Карле, ее приемной матери, она здесь, в Вашингтоне, представляя свою страну, ведет переговоры с наиболее влиятельными людьми в мире. Карла взяла себе насмерть перепуганную тринадцатилетнюю еврейскую девочку в истерзанном войной Берлине и вселила в нее уверенность, благодаря которой она стала государственным деятелем международного масштаба. Я должна попросить для себя фотографию с предстоящей встречи и послать ей, подумала Ребекка.
Со своим боссом Гансом-Дитрихом Геншером и группой помощников она вошла в здание современной архитектуры, где размещался государственный департамент. Фойе высотой в два этажа украшала огромная картина на стене «Защита свобод человека», изображающая пять свобод, которых защищают американские солдаты.
Немцев приветствовала женщина, до этого говорившая по телефону с Ребеккой мягким приятным голосом: Мария Саммерс.
Ребекка удивилась, увидев, что Мария — афроамериканка. Потом она устыдилась своей реакции: не было причины, по которой афроамериканка не должна занимать высокий пост в государственном департаменте. Тем не менее Ребекка отметила, что в здании совсем немного людей с темной кожей. Мария была одной из этих немногих, и в конце концов удивление Ребекки оказалось оправданным.
Мария проявляла дружелюбие и приветливость, но что касается госсекретаря Джеймса Бейкера, то он не спешил выказывать такое отношение. Немцы ждали его в премной пять минут, потом десять. Мария оказалась в неудобном положении. Ребекка начала беспокоиться. Она поняла, что это не случайно. Заставить вице-канцлера ждать было рассчитанным оскорблением. Бейкер явно был настроен враждебно.
Как слышала Ребекка, американцы иногда устраивали подобные вещи, а потом сообщали СМИ, что посетителям выразили неуважение из-за их взглядов. Эти действия давали толчок сомнительным публикациям в прессе стран, откуда приезжали визитеры. Рональд Рейган так поступил в британским оппозиционным лидером Нейлом Кинноком, потому что он тоже выступал за разоружение.
После пятнадцатиминутного ожидания их провели в кабинет госсекретаря. Бейкер, долговязый, спортивного вида мужчина, говорил с техасским акцентом, но в нем не было ничего от провинциала: он был безукоризненно подстрижен и одет. Он демонстративно быстро пожал Гансу-Дитриху Геншеру руку и сказал:
— Мы глубоко разочарованы вашей оппозицией.
К счастью, Геншер был из тех, кто за словом в карман не лезет. Он пятнадцать лет занимал пост вице-канцлена и министра иностранных дел и знал, как реагировать на дурные манеры.
— Мы считаем, что ваша политика отстала от жизни, — спокойно ответил он. — Ситуация в Европе изменилась, и вам нужно принимать это во внимание.
— Мы должны поддерживать средства ядерного сдерживания НАТО, — сказал Бейкер так, словно повторял мантру.
Геншер через силу сдержал себя.
— Мы не согласны, как и наш народ. Четверо из пяти немцев хотят, чтобы все ядерное оружие было выведено из Европы.
— Их вводит в заблуждение кремлевская пропаганда.
— Мы живем в демократической стране. В конце концов, решает народ.
Дик Чейни, американский министр обороны, также присутствовал в комнате.
— Одна из главных целей Кремля — превратить Европу в зону, свободную от ядерного оружия, — сказал он. — Мы не должны попасть в эту ловушку.
Геншер был явно раздражен, что его поучают люди, которые знают о европейской политике гораздо меньше, чем он. Он выглядел школьным учителем, который безуспешно пытается что-то объяснить заведомо тупым ученикам.
— «Холодная война» закончилась, — произнес он.
Ребекка пришла в уныние, поняв, что разговор абсолютно бесполезен. Никто не слушал: решение ими всеми принято заранее. |