Вячеслав Рыбаков. Гравилет «Цесаревич»
Отец не почувствовал запаха ада и
выпустил Дьявола в мир.
Альфред Гаусгоффер, Моабит, 1944
Сагурамо
1
Упругая громада теплого ветра неторопливо катилась нам навстречу. Все
сверкало, словно ликуя: синее небо, лесистые гряды холмов, разлетающиеся в
дымчатую даль, светло-зеленые ленты двух рек далеко внизу, игрушечная,
угловато-парящая островерхая глыба царственного Светицховели. И - тишина.
Живая тишина. Только посвистывает в ушах напоенный сладким дурманом дрока
простор, да порывисто всплескивает, волнуясь от порывов ветра, длинное
белое платье Стаси.
- Какая красота,- потрясенно сказала Стася,- Боже, какая красота! Здесь
можно стоять часами...
Ираклий удовлетворенно хмыкнул себе в бороду. Стася обернулась, бережно
провела кончиками пальцев по грубой, желтовато-охристой стене храма.
- Теплая...
- Солнце,- сказал я.
- Солнце... А в Петербурге сейчас дождь, ветер,- снова приласкала стену.-
Полторы тысячи лет стоит и греется тут.
- Несколько раз он был сильно порушен,- сказал Ираклий честно. - Персы,
арабы... Но мы отстраивали,- и в голосе его прозвучала та же гордость, что
и в сдержанном хмыке минуту назад, словно он сам, со своими ближайшими
сподвижниками, отстраивал эти красоты, намечал витиеватые росчерки рек,
расставлял гористый частокол по?Р левому берегу Куры.
- Ираклий Георгиевич, а правда, что высота храма Джвари,- и она опять,
привечая крупно каменную шершавую стену уже как старого друга, провела по
ней ладонью,- относится к высоте горы, на которой он стоит, как голова
человека к его туловищу? Я где-то читала, что именно поэтому он смотрится
так гармонично с любой точки долины.
- Не измерял, Станислава Соломоновна,- с достоинством ответил Ираклий.-
Искусствоведы утверждают, что так.
Она чуть кивнула, снова уже глядя вдаль, и шагнула вперед, рывком потянув
за собою почти черное на залитой солнцем брусчатке пятно своей кургузой
тени. "Осто!..." - вырвалось у меня, но я вовремя осекся. Если бы я успел
сказать "Осторожнее!", или, тем более, "Осторожнее, Стася!", она вполне
могла подойти к самому краю?Р обрыва и поболтать ножкой над трехсотметровой
бездной. Быть может, даже прыгнула бы, кто знает.
- Ираклий Георгиевич,- не оборачиваясь к нам, она показала рукой вправо,
вверх по течению реки Арагви,- а во-он там, за излучиной... какие-то руины,
да?
- Развалины крепости Бебрисцихе. Там очень красиво, Станислава Соломоновна.
И просто половодье столь любимого вами дрока, воздух медовый. Туда мы тоже
обязательно съездим, но в другой раз. После обеда, или даже завтра.
- Вряд ли после обеда,- подал голос я,- Стася все-таки с дороги.
К Джвари мы заехали по пути с аэродрома.
Стася обернулась и чуть исподлобья взглянула на меня широко открытыми,
удивленными глазами.
- Я ничуть не устала.
Отвернувшись, добавила небрежно:
- Разве что на вторую половину дня у тебя иные виды...
И снова, как все чаще и чаще в последние недели, я почувствовал себя словно
в тысяче верст от нее.
Она неторопливо шла вдоль края площадки; мы, волей-неволей, за нею.
- И совсем они не шумят, сливаясь.- проговорила она, глядя вниз.- И не
обнимаются. Обнимаются вот так,- она мимолетно показала. Угловатыми змеями
взлетели руки, сама изогнулась, запрокинулась пружинисто - и у меня сердце
захолонуло, тело помнило.- А эти мирно, без звука, без малейшего всплеска
входят друг в друга. Как пожилые, весь век верные друг другу супруги.
|
