|
Я одобрил и сказал, что не позже полудня эксперты будут. Так, чуть не забыл. То есть совершенно забыл; попервоначалу подумал, а потом забыл в суматохе - и понятно, собственно, почему. В работоспособность этой версии я не верил. Но для очистки совести решил раскрутить ее до конца. Чем черт не шутит. Позвонил в шифровальный - там дежурство круглосуточное, не то, что дома. Впрочем, у дома иные прелести. - Трубецкой говорит. Там уже знали, что это значит. - Вашингтонскому атташе Каравайчуку. "Строго секретно. Срочно. Постарайтесь, как п официальным каналам, так и любыми иными доступными вам средствами узнать, не происходило ли когда-либо, особенно в последнее время, попыток диверсий либо террористических актов в сфере североамериканской части проекта "Арес-97". Не имеет ли ФБР Данных о готовящихся в настоящее время, или предотвращенных в прошлом, акциях подобного рода. Мотив не камуфлируется : МГБ России в связи с катастрофой "Цесаревич" отрабатывает версию, согласно которой некие силы оказывают противодействие реализации проекта в целом. Центр". Немедленно зашифруйте и отправьте. С этим тоже пока все. Что же меня так насторожило? Слепая убежденность в том, что товарищ по борьбе не способен на преступление - это, конечно, лирика; хотя и ее сбрасывать со счетов не стоит, но полагать, будто человек, когда-то давший обет "всяким своим умыслом и деянием по мере сил и разумения к вящей славе рода человеческого", может порешить ближнего своего, лишь сойдя с ума - все же перебор. Но ведь было еще... Как сказал государь? "Странности были замечены в его поведении незадолго до катастрофы". Вот. Какие странности? Почему Ламсдорф ничего подробнее не сказал? Вздор, вздор, хорошо, что не сказал, надо лететь и разбираться самому. Еще четыре часа ждать. Хуже нет - ждать. И что особенно обидно и тягостно - сейчас делать нечего, а придет утро, и хоть разорвись: и Лиза, и Стася, и Тюратам, и Лодейное поле... Дверь открылась, и влетел, помахивая листком бумаги, радостный Куракин. - Есть такой специалист! - крикнул он, широко шагая к столу. Уселся, кинул ногу на ногу и пустил ко мне через стол лист с рядами фамилий.- Странно даже, то мы сразу не сообразили. Это от бессонницы, не иначе. Я поначалу даже обиделся - задание думаю, типа зашибись. Пойди туда - не знаю куда. Но компик все держит в бестолковке. Вальдемар Круус, помните? Он деблокировал память гипноамнезийникам, проходившим по делу "Зомби". Еще бы не помнить, Действительно странно, что не сообразили сразу. Не раскачались еще. Круус - блестящий психолог. - Другое дело,- сменил тон Куракин,- я не понимаю, зачем он вам понадобился... в данном случае. Вот список, посмотрите. - Уже смотрю,- ответил я, вчитываясь в фамилии.- Так, "Аз" - отлично... угу... Куракин был явно доволен собою. Управился почти на четверть часа раньше срока. - "Буки" - согласен. Молодцом, Федор Викентьич. Он цвел. От сонной припухлости щек, что я отметил час назад, не осталось и следа. - "Веди" - согласен. Отличные ребята. "Добро"... стоп. Тарасов?! - Что такое? - растерялся Куракин. Я поднял лицо от списка. Только таких вот проколов не хватало нам с самого начала. Ужасно не хотелось устраивать разнос тому, кого минуту назад заслуженно хвалил, но... - Он же буддист! Майор молчал, хлопая ресницами. Кажется, он еще не понимал. - Кто дал вам право, майор Куракин, ставить человека в ситуацию, в которой почти наверняка от него потребуется выбирать между долгом по отношению к требованиям его веры и долгом по отношению к делу и соратникам? Вы что, не понимаете, к какой психологической травме это может привести? Куракин на глазах становился красным, как рак. |
