Их было двое: верзила с богатырским голосом и, собственно, следователь по особо важным. «Саныча я заблокировал, — вспомнил Костя. — Интересно, долго ли действует сыворотка безволия?»
— Здравствуй, Костик. Думаешь, ты на том свете? — перед глазами нависло искаженное странной гримасой лицо Набокова.
Муконин медленно помотал головой.
— Правильно. Я тебя только вырубил. Снотворно-паралитическая пулька. — Лицо Николая разгладилось, и на нем застыла миролюбивая улыбка.
Костя вспомнил и выстрел, и сразу почувствовал, будто где-то в боку, ближе к пояснице, растекается теплое пятно. Но боли почти не было, лишь повсеместная слабость одолевала. А самое изумительное — ему развязали руки. И кисти чувствовали непривычную свободу.
Он обвел взглядом новую комнату. В глуби, рядом с камином, коричневый кожаный диван. В камине трещали дрова. Слева — длинный кухонный гарнитур со стойкой бара, большой стол, стулья и кресло. Справа — лестница, ведущая на второй этаж, деревянная, резная. Свет попадал в гостиную посредством трех окон с пластиковыми рамами. Одно в стене, где гарнитур, другое — в стене, где входная дверь, и третье — с правой стороны, у лестницы. Костя обшарил себя. Черт возьми, ни мандата, ни жучка для Набокова, все отобрали!
Способность мыслить возвращалась к Муконину. «А что если на даче находится еще кто-то? Возможно, но маловероятно. Ведь этот кто-то, если он существует, до сих пор так и не показался. Что же тогда ему тут делать? Охранник? Но бугай вполне сгодится на роль охранника»
— Плохо ты себя ведешь, Костян. — Набоков театрально покачал головой. — Мало того, что подвел нас, так еще препарат загубил. А он ведь денег стоит, между прочим.
— Да пошел ты! — Костя взял и плюнул в лицо следователю.
Тот даже вздрогнул, зажмурился на мгновение, затем тонкими холеными пальцами брезгливо оттер щеку.
— Вот коз-зел! Надо ему втемяшить. — Приосанившись, Николай повернулся к бодибилдеру.
Последний до настоящего момента стоял поодаль, в двух шагах, словно с пришитыми к карманам джинсов руками.
Муконин приготовился к худшему: опустил веки и весь напрягся. Послышался фатальный шорох. Удар не заставил себя ждать.
Такой острой боли Костя не испытывал давно. На секунды сковав дыхание, она заставила его тело сжаться в три погибели. Тупой носок мощного ботинка почудился деревянной дубинкой, которая на мгновение застряла между ребрами, и по ним, до мозга костей, пронизала дребезжащая адская боль. Костя не сдержался и коротко взвыл.
— Я надеюсь, тебе понравилось? — интеллигентно сказал доморощенный Шварцнегер. — Как думаешь, хватит ему или еще добавить?
Последняя тирада, очевидно, была направлена в адрес начальника.
— Ладно уж, пока достаточно, — смилостивился следователь по особо важным делам. — Он нам еще тепленьким нужен, дееспособным.
Страдание отступало медленно, откатывалось волнами. Не удавалось только восстановить дыхание. С каждым вдохом по ребру будто бы скоблили ножом. «Сломал, гаденыш!» — констатировал Костя. Хозяева положения затихли, принялись ждать.
Когда Муконин оклемался, он решил сесть. Подставил локоть, оперся, рывок. С тихим стоном перенес укол в ребро. Устроился на полу в позе лотоса.
— Ну что, живой? — С фальшивым панибратством Набоков похлопал Костю по плечу.
Муконин поднял глаза.
— Трус ты, понял ты, кто? — с придыханием произнес Костя.
— Да что он сегодня нарывается весь день? — Следователь обернулся к напарнику, как бы ища ответа на свой вопрос.
Культурист молча пожал плечами, засунул руки в карманы. |