А он надеялся. Звал.
Ирина Михайловна. Но бывает, медицина бессильна.
Наташа. Да. Если болезни помочь.
Ирина Михайловна. Но ты ведь…
Наташа (снова перебивает ее). Я шесть лет ждала его. (Бутову.) И ты тоже, ты говорил, что ждал. Первого, кого я спасу. Ну хорошо, не спасу – помогу. Ну просто не сделаю вреда, это уже помощь, мама считала. Но не убью же…
Ирина Михайловна. Наташа, что ты говоришь, побойся бога.
Наташа (Бутову). Ты помнишь Серафимова у мамы в отделении? Несостоявшегося гения? Ты помнишь, почему он не состоялся? И почему пил? (После паузы.) Может, я тысячу спасу, может, миллион, но первого я угробила. С твоей помощью.
Ирина Михайловна. Ну, Наташа…
Черебец. Это тебе сейчас так кажется, это нормально. А потом…
Наташа (Бутову). Я не поеду с тобой в Москву.
Бутов молчит, только чуть раскачивается.
Черебец. Слушай, что за дурацкая история. Ты извини, но я уж так – по-свойски, как со своими. Постыдись, ты же взрослый человек. Врач. Если каждый врач из-за неудачи будет впадать в истерику, кто будет лечить больных? Ты сама выбрала себе профессию, она жестока, она имеет дела с неблагоприятными исходами, при каждой больнице – морг, и что ж теперь – все бежать оттуда должны? Это трусость, если хочешь знать. Хочешь легкой жизни? Только одних удач ни у кого не бывает. Думаешь, у матери твоей – только цветы и подарки были? Это ты видела, а вон спроси отца – сколько слез ночью. А утром вставала и снова шла. Потому что ждали ее, потому что кого-то можно было и спасти. Помочь. Ты еще молода, нет опыта, это нормально, он придет. В Москве особенно, там лучшие силы. Антонов обещал – клинику Сидоренко, об этом мечтают только, а ты… Как не стыдно!
Наташа. Я не поеду в Москву. Я останусь здесь.
Черебец (смотрит вопросительно на Бутова, тот молчит. Наташе). Может, ты все-таки объяснишь нам – почему? Мы ж не чужие.
Наташа. Он не один.
Черебец. Кто?
Наташа. Алеша. Там многие в воде были. И может, дети. И может, тоже…
Черебец. Но это же ерунда, бабские разговоры. Есть научные данные.
Наташа (игнорируя его). И ждать, пока они поступят в больницу… Тогда поздно будет. Надо сейчас, прямо сейчас провести обследование. Особенно детей.
Черебец. Ну хорошо, может быть. Очень даже может быть. Я не спорю. Мы даже поможем – дадим средства, транспорт. Нужно – пригласим врачей из области. Но ты для этого не нужна. Ты подала идею, спасибо. Остальное – дело наше. А ты можешь спокойно ехать и ни о чем не думать. Я буду держать тебя в курсе, если хочешь.
Наташа. А вы бы – уехали?
Черебец. Я?
Наташа. Если бы вам сейчас, после всего, что случилось, предложили перевод в Москву, вы бы уехали?
Черебец (посмотрев на Бутова). А почему нет? Если б было кого оставить вместо себя, конечно.
Наташа. Ну вот, а мне некого вместо себя оставить.
Черебец. Что же, врачей больше в городе нет?
Наташа. Бутовых больше нет.
Черебец. Другие есть. Свет клином не сошелся.
Наташа. Как раз – сошелся. В этом-то и дело, что сошелся.
Черебец (устало). Не знаю. Скажите ей сами, Марлей Васильевич, моего горла мало. Может, вас послушает.
Бутов молчит.
Ирина Михайловна (осторожно, словно бы ощупью). Я не знаю, это, конечно, не мое дело, хотя раньше я думала… Ну, словом, неважно. Но просто что я хочу сказать… Ты же не одна в этой ситуации. Может, ты и права в своем… в своем обостренном восприятии… в ответственности… Это редко, когда молодые – так чувствуют. Но ты не одна. Есть еще и отец. О других я сейчас не говорю, ты имеешь право о них не думать. (Чебрецу.) Извините, но это и ко мне относится. (Наташе.) Но отец… Что ж ты ему предлагаешь, вдумайся. |