— Не представляю, как тебе удалось хранить самообладание во время поминок. Я тобой восхищаюсь.
Анна уставилась на свои руки.
— Он только в конце ужина открыл мне истинную цель нашего разговора, — тихо сказала она. — Я попыталась убедить его, что Эльса в шоке после смерти мужа и, наверное, что-то неправильно поняла. Что Ханс Карлстен умер естественной смертью, а наша помощь Эльсе ограничивалась продажей дома и решением прочих бытовых проблем. Он удивленно посмотрел на меня и сказал, что придет к нам в кафе. Боюсь, он повторит свою просьбу. Обещает заплатить три миллиона. Три. По миллиону на каждого. Это такие деньги!
Она помолчала и вдруг спросила:
— Скажи, ты веришь, что реальность может быть не одна? Что их много?
— О чем ты? — не поняла Мари.
Анна вздохнула. Она уже выпила полстакана портвейна и немного успокоилась.
— Грег говорил мне об этом. Он — инструктор по дайвингу, ты знаешь, и часто философствовал на тему о том, как ощущение невесомости там, в глубине, создает иллюзию другой реальности. Настоящее становится бесконечным. Там, на глубине, нет ничего — ни прошлого, ни будущего. Только мягкое скольжение и полная тишина. Он ощущал это под водой, и точно так же мы с ним жили на суше. Я не встречала никого другого, кто бы умел так наслаждаться настоящим. Он такой спокойный. Ничто не стоит серьезных переживаний, считает Грег. С ним мне было так хорошо…
— Ты по нему скучаешь?
Анна молчала так долго, что Мари уже и не ждала ответа. Разные реальности. То же самое она испытывала с Дэвидом.
— Да, я скучаю по Грегу, — ответила Анна. — Признаюсь, слова Мартина о том, что двое могут быть созданы друг для друга, заставили меня задуматься. Я никогда не признавала верность. Ты это знаешь. Может, я сама боялась — быть верной, или разочароваться, или что изменят мне… Лучше сделать это первой, не дожидаясь боли. Мама проклинала меня за это, призывая своего Бога в свидетели. А папа всегда защищал. Они с Грегом виделись всего пару раз. Но папе он нравился. Я должна была понять, что наконец нашла свою тихую гавань. Но я думала о Фандите. И считала себя вправе вмешиваться в ее жизнь. Я всегда хотела, чтобы окружающие уважали мою независимость, но сама оказалась не готова отпустить дочь на свободу. Парадоксально, но это так. Я желала слишком многого, а тот, кто ждет от жизни слишком многого, теряет все, что имеет.
— И ты оказалась в безвыходной ситуации. Как и я.
— Вот именно. Безвыходной.
Они посмотрели друг на друга. Мари гнала прочь мысли о том, что случится, если их разоблачат.
— Мы должны объяснить господину Данелиусу, что он все неправильно понял, — сказала она, пытаясь успокоить прежде всего себя. — Настаивать, что Ханс Карлстен умер естественной смертью, а мы просто позволили Эльсе поверить в то, во что ей хотелось верить. Конечно, мы рискуем: старик может пойти к ней и передать наши слова, а она, в свою очередь, — потребовать деньги обратно. Хотя если Эльса сама убила мужа, то предпочтет промолчать.
Мари сама чувствовала, что в ее словах отсутствует логика. Если бы Эльса убила мужа, то не стала бы рекомендовать «Гребень Клеопатры» друзьям. Но может, у нее случилось временное помрачение рассудка… Хотя на похоронах она выглядела вполне нормальной. Более того, говорила спокойно и рассудительно.
— Мы должны тщательно продумать, что ему сказать, — устало продолжила Мари. — А еще поговорить с Эльсой и попросить ее хранить в тайне наши взаимоотношения. Так будет лучше и для нее самой, и для нас. Что же касается денег…
Анна, казалось, ее не слушала. Она подлила себе еще портвейна и массировала виски круговыми движениями. |