Как то утром они, вернувшись из бомбоубежища, увидели: дом ее подруги сравнялся с землей, а их – настолько поврежден, что и заходить опасно. Все, что сохранилось целым, – это лестница у стены, однако ступеньки теперь вели в открытое небо. Подруги стояли и смотрели, разинув рты, слишком шокированные, чтобы заплакать.

Это была последняя встреча Эммы с подругой, все члены семьи Лоррейн переехали к бабушке с дедушкой в другой район. «В отличие от нас», – думала Эмма. Родители ее мамы умерли, а папины жили в крохотной однокомнатной квартире, такая себе скромная пожилая пара, с которой они очень редко виделись. Была еще тетя, но ее семья уехала из Лондона в самом начале войны. Эмма хорошо помнила муки своей матери в тот момент, когда оказалось, что их некому приютить. Все их имущество уничтожила бомбежка, да и жилье найти было очень сложно. Вот почему, получив предложение занять эту квартиру на чердаке и не имея другого выбора, мать согласилась.

По прежнему ощущая дискомфорт, Эмма ерзала на матрасе. Некоторые люди наживались на войне, к таковым относился их домовладелец. Он не прогадал, купив недвижимость в момент падения ее цены, и многого не потерял бы, если бы что то произошло. Этот дом, подобно остальным по всей улице, изначально разделили на две квартиры, но хозяин с целью наживы изощрился и впихнул на чердак как можно больше семей.

Она знала, мама не хотела там задерживаться надолго, планируя переехать, как только подвернется вариант получше, однако война закончилась и после демобилизации отца им перестали платить пособие. Если бы он вернулся тем же человеком, все было бы хорошо, но он начал много пить, терял работу за работой, им не всегда удавалось оплатить аренду, так что мечта матери о лучшем жилье осталась несбывшейся.

В животе у Эммы снова заурчало. Да уж, они чувствовали себя лучше, когда отца не было рядом. По крайней мере, пособие выплачивалось регулярно, а теперь…

Прозвучал особо громкий стон, знакомый Эмме. Выдохнув с облегчением, она поняла, что ее отец закончил. Она снова дернула на себя одеяло, прижалась к сестре, пытаясь согреться, и, зная, что теперь мать в безопасности, наконец уснула.

Эмма проснулась раньше всех. Как можно тише отползла от матраса, но, стоило сестрам перестать греть ее, зубы девушки начали отбивать дрожь. Господи, как же холодно! Эмма подошла к лестнице, спустилась в комнату ниже, а затем, подпалив свечу, прикрыла огонь и поспешила на первый этаж. В доме был лишь один туалет, которым пользовались все три семьи, жившие в этом ветхом здании. На первом этаже обитали Элис Мун с мужем, но из их комнат не доносилось ни звука. Посетив зловонную уборную, которая, к радостному удивлению Эммы, оказалась свободной, девушка поспешила обратно, в квартиру на верхнем этаже.

Она села на колени у камина, поджигая хворост из их запасов, и жадно поднесла руки к языкам пламени, весело взметнувшимся вверх, к дымоходу. На миг ее загипнотизировало это зрелище, но потом, беспокойно тряся головой, она накрыла пламя деревянными брусками, которые Дик, ее старший брат, принес откуда то. На них остались небольшие крупицы гари, поэтому, испугавшись, что Дик снова стащил дрова, Эмма в попытке защитить брата поспешно смела копоть на тлеющие головешки. Она нахмурилась, зная, что не стоит хвалить его за подобный поступок, но именно благодаря находке Дика топлива у них было немного больше.

Каким человеком стал их отец? Какой человек позволит жене и детям голодать и мерзнуть, пока сам заливает эль себе в глотку?

Когда огонь приутих, Эмма, уныло скривив рот, подвесила над очагом ковш с водой. Ее мама любила выпить чашечку чаю, приговаривая, что это бодрит ее, как ничто иное, но у них не осталось заварки. Эмма прочувствовала мамино разочарование.

Протянув руку к стропилам, взяла пакет сушеной крапивы и, как только вода вскипела, заварила листья.