На его выразительном лице ясно читалось недоумение: да кто я такой, черт побери, чтобы командовать в его собственном кабинете? Потом он, видимо, решил, что при данных обстоятельствах это несущественно, поднялся из-за стола, порылся в застекленном шкафчике и выудил на свет Божий четырехгранную бутыль.

— Виски! — торжественно возвестил он.

— Пойдет.

— Только, боюсь, мне нечем его разбавить.

— Сойдет и неразбавленное, дайте только бутылку и стакан. Если и стакана нет, обойдусь без него.

Стакан он принес из приемной секретаря и с неподдельным интересом, который даже не пытался скрыть, принялся наблюдать, как я наполнил его почти доверху. Отпив большую часть, я поставил стакан на стол, но тут же снова подхватил, опасаясь испачкать отполированную поверхность. Чуткий Хэннифорд тут же достал из ящика листок бумаги, и я использовал его в качестве подставки.

— Послушайте, Скаддер…

— Да?

— Как вы думаете, мог бы профессиональный психиатр помочь ей разобраться в себе?

— Не знаю. Может быть, она даже обращалась к врачу. В квартире мне не удалось обнаружить ничего, что бы об этом говорило, но такое вполне возможно. Меня не покидает ощущение, что она всеми силами пыталась помочь самой себе.

— Тем, что вела подобный образ жизни?

— В каком-то смысле, да. Какой бы развратной ни казалась со стороны ее жизнь, но она была сбалансированной. Чтобы сделать ее еще стабильней, она и пригласила к себе подругу по учебе, а потом — и Вэндерпола. Да и квартирку превратила в уютное гнездышко, обставив ее тщательно подобранной мебелью. Ей хотелось чувствовать себя комфортно в своем доме. Что же касается мужчин, то она понимала, что ей необходимо пройти через этот этап, чтобы навсегда избавиться от мыслей об отце. В какой-то мере она была уверена, что это вот-вот произойдет и ей не понадобится больше искать в них утешение.

Я отхлебнул из стакана. Виски, на мой искушенный вкус, было слегка сладковатым и не очень крепким, но выбирать не приходилось. Сделав еще один глоток, я продолжил:

— Так уж получилось, что о Ричи Вэндерполе я разузнал гораздо больше, чем о Венди. Один тип, которого я о нем расспрашивал, вскользь заметил, что дети священников всегда немного чокнутые. Не знаю, насколько верна эта мысль, но в чем-то готов согласиться: нередко им приходится нелегко. Так случилось и с Ричардом. Его отец — типичный священнослужитель: холодный, подтянутый, суровый. Думаю, он не был в состоянии окружить мальчика теплом и доброжелательностью, в которых тот так нуждался.

Ричи был совсем еще несмышленышем, когда его мать совершила самоубийство. Братьев и сестер у него не было; он влачил одинокое существование в обществе отца и экономки, похожей на музейную мумию. Так что чувства по отношению к родителям определенным образом повлияли и на его психику. Поэтому они с Венди так подходили друг другу.

— Господи, что вы несете! Они подходили друг другу! — негодующе вскрикнул Хэннифорд.

— Я отдаю себе отчет в том, что говорю.

— Да черт бы вас побрал, Скаддер! Ведь он же ее убил! Понимаете — убил!

— И все-таки они как будто нашли друг друга. Они оказались людьми с одними и теми же проблемами и… отклонениями. Она была женщиной, которой он не боялся, а он был мужчиной, которого она не могла воспринимать как отца. Им было легко вместе, у них был общий семейный очаг, оба чувствовали себя в безопасности, которую так давно искали. К тому же их не связывали сексуальные отношения.

— Вы хотите сказать, что они не спали друг с другом?

Я медленно покачал головой.

— Все дело в том, что Ричи был гомосексуалистом.