— Что ты думаешь о последних идиотизмах антимонопольного законодательства? — сказал он. — К этому времени судья Медина, должно быть, уже на коленях.

Я автоматически отозвался на его попытку восстановить пути общения.

— Я сам сожалею, что банк Ван Зейла не вошел в список защиты среди других инвестиционных банков, — сказал я. — Я бы сказал прокурорскому совету пару слов!

— Подумай, какие счета тебе пришлось бы тогда заплатить! И время, которое ты бы на это потратил!

— Верно!

Мы замолчали, остановившись у ложносредневековых входных дверей и пожали друг другу руки.

— Большое спасибо, Джейк. Ты настоящий друг. Я ценю это.

— Доброй ночи, Нейл. И помни: поосторожнее с властью, когда имеешь дело с друзьями, слова «моральный долг» прибереги для разговоров со священником и не пытайся действовать так, будто ты считаешь, что Бог — «белый, англосаксонец и протестант».

— Я не просто подозреваю, я точно это знаю! — ответил я в том же тоне, почувствовав себя намного лучше. Закрывая за собой дверь, я слышал его смех.

Шесть месяцев спустя Вики родила в Лондоне второго сына, которого сразу же назвали Полом Корнелиусом. Сэм и Вики позвонили мне, чтобы пригласить на крестины ребенка, и, хотя я не хотел, чтобы это выглядело, будто я только и ждал предлога, чтобы поехать к ним, я обещал, что мы с Алисией пересечем Атлантику в августе. Я поспешил предупредить их, что мы остановимся в гостинице. Сэм купил дом напротив Гайд-парка, и я не сомневался, что он достаточно просторен для всех, но решил проигнорировать его гостеприимство. Я не хотел огорчать Вики напряженностью, которая возникала при каждой нашей встрече с Сэмом.

По-моему, Вики неплохо устроилась в Лондоне. Она записалась на курсы немецкого языка, правда, из-за беременности курсы пришлось бросить; хотя и без того она была слишком занята обустройством своего нового дома, чтобы уделять серьезное внимание учебе. В своих письмах она описывала, как трудно найти общий язык с английскими дизайнерами по интерьерам, как Эрик начал ходить в английский детский сад, как трудно соответствовать в своих жизненных привычках ожиданиям английских слуг (тут я подумал о Каррауэе и посочувствовал), как чудесно английское радио и телевидение; какое волнение испытываешь от присутствия королевы, описывала коронацию и погоду. Иногда она упоминала о новых фильмах или гастролях нового американского мюзикла, который они с Сэмом видели еще на Вест-Энде, но теперь они слишком много времени занимались с клиентами Сэма, чтобы успевать выходить в город.

Каждую неделю я по несколько раз разговаривал по телефону с Сэмом, чтобы убедиться, что в Лондоне дела идут нормально, и, хотя я понимал, что он недоволен, когда я дышу ему в затылок, я был намерен держать его по стойке смирно, чтобы он не забывал, кто из нас босс. В данной ситуации единственное, что я мог сделать, это восстановить нормальное соотношение сил между нами, а для него это была бы небольшая цена за жизнь в Европе. Однако я старался сохранять дружеский тон наших разговоров, и никто, услышав наш разговор, не догадался бы, что за нашим добродушием скрываются горечь — с моей стороны, и раздражение — с его.

— Итак, как тебе британцы, Сэм? — спросил я Сэма в первый рабочий день после коронации в июне. — Я надеюсь, что тебе нравится пить за здоровье королевы и слушать заявления вроде того, что дух, который помог завоевать Эверест, победил и в войне!

— Ну, я всегда готов отдать должное по заслугам, — добродушно сказал Сэм, — почему бы мне не выпить за здоровье королевы? Мне всегда нравилась королевская семья.