Она писала, как это замечательно, что не надо будет рыскать по «Фортнум и Мэйсон» в поисках импортного клюквенного соуса, и как ей не терпится попробовать настоящий американский тыквенный пирог.
Наконец-то она заскучала по дому! Отлив сменился приливом.
Когда после этого я разговаривал с Сэмом по трансатлантической телефонной связи, он снова заговорил про Германию, но я резко остановил его.
— Я не могу и думать об этом сейчас. У меня по горло проблем с налаживанием отношений с Рейшманами. Разве я не рассказывал тебе об ужасной ссоре с Джейком, которая была спровоцирована этими антисемитскими сплетнями вокруг помолвки Себастьяна и Эльзы?
— Боже, разве об этом не было еще объявлено в газетах?
— Да не в газетах дело, нам нужно объясниться. Опасность того, что все разладится, очень велика. Боюсь, как бы не пришлось вызывать вас в Нью-Йорк, Сэм.
— Но…
— Хорошо, оставайся в Англии, но забудь пока о Германии. Я не хочу слышать об этом.
Последовала длинная пауза. Я почувствовал, что он в бешенстве. Заговорив, Сэм стал было напоминать мне о моем обещании позволить ему открыть офис в Германии в 1956 году, но я прервал его.
— Вики, кажется, очень обрадовалась возможности приехать домой к Дню благодарения, — сказал я как бы между прочим. — Мне показалось, что она тоскует по дому в последнее время.
Помолчав, Сэм вдруг сказал с раздражением:
— Она тоскует по дому только в состоянии депрессии, а депрессия у нее — результат беременности. Доктор считает это обычным делом.
Я неопределенно хмыкнул.
Снова пауза. Я ждал, что он опять заговорит о Германии, но этого не произошло, и с глубоким удовлетворением я понял, что мои предчувствия были верными. Соотношение сил, наконец-то, изменилось. Я заставил его считаться с моими желаниями.
Однако не успел я сделать следующий шаг, чтобы разрушить европейскую идиллию Сэма, как мне позвонила Вики из Лондона. Она вообще часто звонила в последнее время.
— У меня потрясающая новость, папа, — я опять ожидаю ребенка следующим летом! Надеюсь, что родится девочка и составит компанию Саманте!
— О, действительно, замечательная новость! — кисло ответил я, разочарованный тем, что победное завершение моей эпопеи с Сэмом придется отложить до рождения ребенка. Мне не хотелось волновать Вики во время беременности, тем более что это случилось так быстро после рождения Саманты. Я вспомнил рассказы Сэма о ее послеродовой депрессии и почувствовал тревогу. — Как ты себя чувствуешь, дорогая? — спросил я, волнуясь. — Все в порядке?
— Конечно! Разве может быть иначе, когда я так счастлива и имею все, о чем только можно мечтать? Я иногда даже ночью просыпаюсь и думаю, какая же я счастливая!
Я подумал, что она стала бы еще счастливее, если бы я смог привезти ее в Нью-Йорк, но говорить об этом не стал, чтобы не волновать ее перед предстоящей борьбой за власть с ее мужем. Женщин не следует втягивать в дела их мужей. Они должны заниматься домом и детьми, и я считал своей нравственной обязанностью оградить Вики от неприглядного мужского мира борьбы за власть, чтобы ничто не мешало ей стать безупречной женой и матерью. Я погрузился в мысли о том, что единственным успехом моей жизни была Вики и ее благополучная судьба.
Со вздохом я подумал о Сэме, но мне не было так уж его жаль. Вполне вероятно, что ему не понравилась бы постоянная жизнь в Германии. Я знал, что он считает себя немцем, жаждущим вернуться на родину, но готов был держать пари, что сами немцы будут воспринимать его как американского эмигранта, кем, по существу, он и был; немцы не дураки, и его иллюзии рассеятся столь же неизбежно, как неизбежно ночь сменяет день, В сущности, приглашая Сэма в Нью-Йорк, я оберегал его от многих разочарований — так, по крайней мере, я думал. |