– И он в вас влюблен? Или этого вы тоже не знаете?

Эстер улыбнулась про себя, отчетливо вспомнив тот случившийся у них мимолетный поцелуй, словно это было не год, а всего неделю назад.

– Пожалуй, это слишком сильно сказано, но у меня есть основания подозревать, что он не считает меня непривлекательной, – ответила она.

– Великолепно! – с явным удовольствием проговорила Мэри. – И, я полагаю, два эти джентльмена терпеть не могут друг друга?

– Абсолютно, – согласилась мисс Лэттерли с неожиданным для нее самой удовлетворением. – Не думаю, однако, чтобы это было как то связано со мной. Разве что в самой малой степени, – добавила она.

– Действительно, захватывающая история, – радостно заявила ее пациентка. – Как жаль, что наше знакомство будет таким кратким и я не узнаю ее окон чания!

Эстер опять почувствовала, что краснеет. Ее ум был в смятении. Она рассказывала о собственных чувствах, как о каком то романе. Хотелось бы ей, чтобы так было на самом деле? Глупо создавать сложности на пустом месте. Она не могла бы выйти замуж за Монка, даже если бы тот сделал ей предложение, о чем, впрочем, не было и речи. Они бы постоянно ссорились. Слишком многое в нем ей по настоящему не нравилось. Она не стала говорить этого Мэри – это было бы непорядочно – но в Уильяме чувствовалась какая то отталкивающая ее жестокость. В его характере были неприятные черты, вспышки, вызывающие у медсестры недоверие. Она не представляла, чтобы такой человек мог стать для нее не только товарищем.

А согласилась бы она выйти за Оливера Рэтбоуна, поддайся он чувствам до такой степени, чтобы сделать ей предложение? В этом случае следовало бы согласиться. Это была бы партия, о какой любая женщина может только мечтать, особенно женщина ее возраста. Господи, ей ведь уже почти тридцать! В такие годы рассчитывать на брак может лишь наследница крупного состояния! А ей наследства ждать неоткуда, и она вынуждена сама зарабатывать себе на жизнь. Почему бы в таком случае не попытаться поймать свой шанс?

Миссис Фэррелайн продолжала следить за ней насмешливым взглядом. Эстер открыла было рот, сама еще точно не зная, что собирается сказать, и смех в глазах ее собеседницы погас.

– Постарайтесь разобраться, дорогая, кому из них вы отдаете предпочтение, – посоветовала она девушке. – Если вы сделаете ошибочный выбор, то будете раскаиваться всю оставшуюся жизнь.

– Тут нет и речи ни о каком выборе! – с излишней поспешностью отозвалась Лэттерли.

Мэри ничего не сказала, но на лице ее отразилось понимание, смешанное с недоверием. Поезд вновь начал тормозить, а потом с грохотом остановился. Двери открылись, и чей то голос прокричал что то неразборчивое. По платформе прошел начальник вокзала, выкрикивая у каждого вагона название станции. Эстер поплотнее запахнула на коленях плед. Снаружи, в колеблющейся тьме, раздался удар гонга, и паровоз вновь тронулся, выпустив струю пара.

Было уже половина одиннадцатого. Сиделка все острее ощущала усталость, накопившуюся с прошлой ночи, проведенной в пути, но в глазах Мэри не было и следа сонливости. По словам Уны, лекарство ее матери следовало давать не позже одиннадцати часов, в крайнем случае – в четверть двенадцатого. Очевидно, старая дама редко ложилась рано.

– Вы не устали? – поинтересовалась медсестра. На самом деле ей было приятно находиться в обществе этой женщины, а рассчитывать на продолжение разговора утром не приходилось. Поезд прибывает в самом начале десятого, после чего потребуется время, чтобы выгрузиться, получить багаж и отыскать Гризельду и мистера Мердока.

– Нисколько, – бодро отозвалась Мэри, хотя перед этим уже раз или два подавила зевок.