У Катрионы кольнуло в сердце, стоило лишь представить, как маленький Саймон плутает по лабиринту коридоров, а его жестокий брат посмеивается из-за угла.

— Должно быть, ты ненавидел его, — тихо заметила Катриона.

— Так же сильно, как и обожал. — Кончиком ножа Саймон метнул картофельную кожуру в костер. — Но получилось так, что судьба жестоко подшутила над ним. Он умер, и я остался для нашего отца единственным сыном. — Уэскотт выудил из-под скатанного одеяла, на котором сидел, наполовину опустошенную бутылку виски и поднял ее, провозглашая тост: — За потерянных братьев, которых нам так не хватает!

— За потерянных братьев! — эхом отозвалась Катриона. — Где бы они ни были сейчас, — добавила она, опустив глаза.

Саймон лег на спину и принялся рассматривать ночное небо. Снегопад прекратился, и пелена облаков расступилась, открывая россыпи холодных звезд. Их мерцающие лучи выглядели такими острыми, что казалось, едва прикоснешься к ним — поранишься до крови.

Он уже покончил с первой бутылкой виски и принялся за вторую. Однако знакомое оцепенение никак не наступало и не получалось заглушить ноющую боль в сердце. Алкоголь полностью завладел его телом, но разум оставался мучительно трезвым.

Уэскотт перевел взгляд на свою спутницу. Катриона, укутанная одеялами, легла с другой стороны от костра и почти моментально заснула. Наверное, еще не поздно признаться себе, что испытываемое им чувство к ней всего лишь желание телесной близости. Плоть, которой отказали в удовольствии, жестоко мстила ему сердечной болью.

Саймон покачал головой. Не нужно ему было жениться, даже если эта женитьба не настоящая. Куда проще и надежнее продолжить череду побед над чужими женами.

Катриона повернулась на бок и рукой прижала к себе парчовую дорожную сумку, которую берегла сильнее, чем другие берегут свои добродетели.

Отставив в сторону открытую бутылку виски, Уэскотт неслышно поднялся, осторожно, словно убийца, приблизился к спящей Катрионе и наклонился над ней. Несмотря на горящий поблизости костер, нежный носик Катрионы порозовел от холода. В эту минуту Саймону хотелось лишь одного — сбросить одежду, забраться под одеяла и согреть ее теплом своего тела. Его мучило острое желание наполнить ее такой же страстью, пробудить в ней любовь и жажду наслаждения. Он представлял ощущение сладостного нескончаемого скольжения вместе с ней в блаженном танце под одеялами, когда сливаются их тела и сердца…

Дрожащей рукой Уэскотт коснулся подбородка. Его лицо пылало, несмотря на пронизывающий холодный ветер.

Он опустился на колени возле Катрионы и осторожно вытащил дорожную сумку из-под ее руки. Немного помедлив, Саймон снял с себя сюртук и укрыл им жену. Только так он позволил себе согреть ее.

Катриона вдохнула опьяняющий мужской запах, в котором смешался теплый аромат домашних сладостей и морского бриза, и улыбнулась от удовольствия. Открыв глаза, она обнаружила, что Саймон в одной рубашке сидит на корточках возле костра. В отблесках языков пламени его волосы отсвечивали золотом. Катриона опустила взгляд и заметила сюртук, наброшенный на нее поверх одеял.

Она почувствовала, как радость и надежда согревают ей сердце. Хотя сам Уэскотт ни за что не согласился бы с ней, все-таки в его стройном мускулистом теле охотника за приключениями бьется благородное сердце джентльмена. Еще не вполне отойдя ото сна, она с любовью и нежностью смотрела на занятого чем-то Саймона.

Благородный джентльмен с интересом исследовал ее раскрытую дорожную сумку.