Изабел сузила губы. Она не отвлекалась от дороги.

— Моей начальницы.

Она повела мустанг прочь от огней. Мы собирались умереть. Я был напряжен.

— Куда мы едем?

— Я не знаю, — сказала она.

В тишине взревел двигатель. Не думаю, что до этого я хоть раз ехал в машине с выключенным радио. Это походило на конец света.

— Почему я не могу это сделать? — неожиданно со злостью спросила она. Мы влетели в поворот. Возможно, эта ночь закончится конфискацией этого автомобиля, но сказать ей об этом казалось плохой идеей.

— Сделать что?

— Просто забыть обо всем. Просто пойти куда-то, напиться и притворяться, что нет ни проблем, ни последствий. Я знаю, почему. Потому что проблемы и последствия никуда не деваются. И поход на… на вечеринку не заставит их исчезнуть. Я чувствую себя так, как будто я — единственный здравомыслящий человек в мире. Не понимаю, почему этот весь мир работает на глупости.

Вместо того, чтобы становиться громче, ее голос был ровным.

— Ты можешь это сделать. Я видела тебя пьяным. И знаю, что ты снова превращался в волка. Я слышу запах. Я не идиотка.

Долгое время я не отвечал. Я знал, что это еще больше сводило ее с ума, но не знал, что сказать. Было еще слишком рано, чтобы она доверилась мне, но еще не поздно, чтобы в конце концов заслужить доверие.

Я был трезв, но также был волком, а это было еще хуже.

Изабел не отрывала взгляд от дороги. Она закружилась в очередном повороте.

— Бойся. Почему ты никогда не боишься?

— Чего ты хочешь, чтобы я боялся?

Завизжали шины, когда мы шумно подпрыгнули, остановившись возле пустого красного светофора.

— Смерти. Неудачи. Чего угодно.

Я боюсь, что ты не возьмешь трубку.

Я спросил:

— Куда мы едем, Изабел?

Я вроде бы и имел в виду прямо сейчас, но также подразумевал большее.

Она повторила:

— Я не знаю.

— Хочешь поехать домой?

Она не ответила. Это было «нет». Хорошо. Я не хотел везти ее домой.

— Хочешь поехать ко мне?

— Я не хочу быть под прицелом камеры.

С этим я, по крайней мере, мог разобраться.

Коул не просто отвез меня домой. Он велел мне припарковать мустанг позади его дома, но когда мы вышли из него, он повел нас прочь от ворот к дому по соседству.

— Он пустой, — сказал он мне. — Арендный. Я проверял.

Внутри было темно, но не так, как в доме у Сьерры. Темнота была сумрачной, несовершенной и утешающей в своей реалистичности. Мебель была по-модному убогой, немногочисленной, приятной и недорогой, как это обычно бывает в арендных домах.

Коул провел мне экскурсию, открывая двери и едва заглядывая в каждую комнату.

— Спальня. Кухня. Прихожая. Туалет. Лестница на крышу. Коридор в задний двор.

Затем он повел меня через небольшую гостиную к раздвижной двери, скрытой за бамбуковой шторкой. Он надавил на нее, пока та не открылась. Невероятно, но по другую сторону был миниатюрный мир в саду. Я не понимала этого, пока не вошла в дверь. Посреди всего этого был белый диван; всего в десяти шагах была еще одна раздвижная дверь, ведущая в остальную часть дома. В этой маленькой комнате между двумя частями дома по стенам вились, росли и раскрывались тропические листья всех форм и размеров. Одно дерево было покрыто апельсинами, другое — лимонами. Папоротники густо обвивали стволы небольших пальм. Загадочные цветы, как экзотические птицы, не спешили показываться и давали себя обнаружить только со второго взгляда. В воздухе пахло чем-то растущим и красивым, чем-то, что люди наливают в пузырьки и наносят на кожу за ушами.