Твои песни такие старые, что их напевают бабульки. Сейчас ты знаменит только потому, что ты полный лузер.
Очень размеренно я произнес:
— И из-за тех трех мультиплатиновых альбомов. Давай учитывать все.
— Ох, да ладно! Не притворяйся, что не знаешь, почему люди смотрят шоу. Ты знаешь, что я прав, — издевательски ответил вокалист. — Или ты был бы в лейбле вместо Бейби Норс. Ну же, мужик. Даже не притворяйся, что это из-за музыки.
Его слова нашли путь к моему сердцу. Когда-то я написал саундтрек к лету каждого. Когда-то, мое лицо было на обложках журналов. Когда-то, все эти парни в этом гараже обделались бы, лишь бы услышать меня вживую. Что же я делал теперь?
Просто участвовал в шоу. Делал альбом. Исчезал в лос-анджелесском закате с Изабел. Но это не чувствовалось полностью правильным или правдой. Я спросил:
— У вас нет костюма Орлов, чтобы репетировать, или типа того?
Барабанщик Крейзд Чиз взволнованно прошелся по тарелкам. Гитарист Пресут Тен резко на него посмотрел, как будто предупреждая не быть уродом. Я в некотором роде надеялся, что он будет уродом. Я хотел ударить что-то или получить удар.
Вокалист сказал:
— Я не собираюсь выслушивать это дерьмо от тебя.
— Ты уже это сделал. А сейчас, если не возражаешь, мне пора заняться реальной работой. Джереми, ну что?
Я повернулся к нему. Это не было вызовом. Это был просто вопрос. Нет никакого смысла делать из Джереми игру. Ты играешь в Ганди? Нет.
— Джереми, если пойдешь с этим гадом, — сказал вокалист, — то больше не возвращайся.
— Чед, — мягко произнес Джереми.
Я знал это.
— Я серьезно, — сказал парень. Чед. Я знал это.
Я сказал:
— Не заставляй Лэсси<sup>[27]</sup> выбирать, Чед.
— Ты, заткнись. Выбирай, Джереми.
Много лет назад я встречался с сестрой Виктора, Энджи. Довольно серьезно. Наше расставание после моего первого тура было гадким и противным только потому, что я спал со всеми, кто снимал свой верх в моем присутствии. Это было впервые, когда я осознал, что потерял свою душу, и прелесть не иметь душу, заключалась в том, что тебя больше не волновало одиночество. Хотя группа только вернулась, у нас уже было заказано время в студии для следующего альбома. Энджи хотела, чтобы Виктор ушел. Я хотел, чтобы Виктор и его магические руки пошли вместе со мной и больше никогда не возвращались в Феникс в Нью-Йорке.
Я заставил его выбирать между нами.
Я не думал, что это убьет его.
Я вообще не думал.
Грязь продолжала падать на волчью морду. Где-то там, могила Виктора была всегда заполнена.
Мой день рушился.
— Джереми, — повторил Чед. — Ну так что?
Джереми заправил прядь своих волос за ухо. Он вздохнул. Его глаза смотрели в направлении его баса и моей машины.
Я прервал его:
— Оставайся здесь, — я даже не понимал, что хочу сказать, пока не произнес это. И после того, как сказал это, я не мог поверить, что сделал это. Это не звучало как что-то, что я сказал бы.
Все лица в гараже повернулись ко мне.
Я стремительно заговорил:
— Я не собираюсь подставлять тебя, Джереми. Если этот придурок не хочет принять тебя обратно только потому, что ты нужен мне сейчас, я придумаю что-то без тебя сегодня. Я поймаю тебя завтра. Ничего страшного.
Я чувствовал себя таким добродетельным и так ужасно. Если это был правильный путь, то он мне не нравился. Нужно было записать больше никогда так не делать.
Джереми кивнул. Он помолчал несколько секунд. Как и Чед. Он, похоже, не понял, что только что произошло.
Коул Сен-Клер не был мудаком — вот что только что произошло. |